Казаки долго не живут
Шрифт:
– Это тебе за моего сына!
– И за слезы наши! Попил кровушки, – выкрикивали из толпы.
– Встаньте! – приказал сотник. Его глаза гневно глядели на старосту. В них староста прочитал свой приговор.
Девушка, которая до сих пор стояла в стороне и плакала, наконец, не выдержала и упала в ноги сотника.
– Пан, простите отца моего, он теперь всегда будет добрый, пожалейте меня, сироту.
Сотник поднялся тоже со стула.
– Проси, Леся! – воскликнул староста.
– Паны казаки, люди добрые, – молила девушка, – простите ради! Разве я вам что плохое сделала?
– Нет, ты, деточка, ничего нам не сделала, –
– Прости меня, Тимоха! – снова начал просить староста.
– Ладно. Только ради дочки. Отпустите его.
– Отпустите! Я буду в ответе перед отцом, – заговорил Федор.
Сотник явно начал колебаться, не зная, как поступить. Наконец, решился.
– Только, парень, под твою ответственность. Развяжите их. А ты присягни на распятье, что до конца дней своих не будешь чинить крестьянам обиду. Благодари сына гетмана, он за тебя ручается. А Тимохе корову верни.
Перед отъездом Федор подошел к девушке, поднял ее с колен. Девушка, поднимая на него глаза с непросохшими слезами, приветливо улыбнулась молодому казаку. Казаки вышли из дома. Федор остался в комнате, зачарованно глядел на девушку. Она ему приглянулась. Разрядила обстановку Леся:
– Мы еще увидимся? – задала она ему вопрос.
– Да! – ответил тот и ушел из дома.
Во дворе казаки запрягали панских лошадей, носили на возы зерно, одежду. Челядь с готовностью помогала им.
XL
Палий вечером чинил волок. Федосья сидела за столом и сучила нитки.
Палий несколько месяцев назад женился на Федосье, и перевез ее вместе с дедом в свой, только что выстроенный, дом, он полюбил Семашку, как родного сына.
– Ты, жинка, говоришь, что любишь рыбу только тогда, когда она уже в чугунке плавает. А знаешь присказку: «Чтобы рыбку съесть, надо в воду влезть?». Я, по правде говоря, больше люблю ловить, чем есть.
– Видно, потому ты и не приносишь, обратно в речку кидаешь, чтобы было что ловить.
– Как не приношу? А третьего дня?
– То правда, коту на два раза хватило. Да ты хоть раз поймал что-нибудь путное?
– Если не ловил, так сейчас поймаю.
Палий схватил волок, и накинул Федосье на голову. Та, смеясь, попыталась сбросить его, но еще больше запуталась.
– Вот это рыбина, где только для такой сковородку достать? – послышалось у двери.
Палий и Федосья оглянулись. У порога стояли Гусак и Мазан. Палий смутился, но все же помог жене сбросить с головы волок.
– Изодрался весь, вот мы и сели с жинкой починить.
– А перед тем захотели примерить, – сказал Гусак. – Давай, батько, мы поможем.
Он сел на скамью и положил одно крыло волока себе на колени. Палий и Мазан уселись рядом.
– Вы по делу зашли или просто так? – спросил Палий.
– Будто по делу, – ответил Гусак. – Мы, батько, вроде посольства от сотни. Я прежде от себя буду говорить. Вот сижу я здесь на правом берегу, а жинка моя за Днепром осталась. Знаешь, батько, осточертело мне. И не я один здесь такой.
– Так забирай сюда.
– Забрать не шутка, а дальше как будет? – Гусак взял нитку, стал сучить ее и заговорил сквозь сжатые зубы. – Хлопцы толкуют, что нам надо решать. Числимся мы полком Речи Посполитой, да это только на бумаге. Шляхта спокойно сидеть не даст, уже начинает цепляться. Не удержаться нам здесь. Если что случится, так я на коня – и ходу, а жена с детьми
Палий внимательно слушал Гусака. Задумался. Не хочет брать Палия с его воскресшею Украиною московский царь, да и как ему взять его и всю его буйную Палиевщину под свою руку, когда он шибко задрал шведского короля, отнял у него ключ к морю Варяжскому, и сердить Польшу не приходится. А взять Палия – значит, рассердить Польшу, потому что Палий-де полковник в подданстве состоит у польского короля, союзника царского, да вся Правобережная Украйна, вся Палиевщина – польская земля. То-то польская! Разодрали бедную Украину по живому телу надвое: одну половину Москва взяла, а другую, Правобережную, дали польским собакам на съедение. Сделали это, даже не спросив мнение украинцев. Долго так не будет! Палий все собачьи зубы переломает у ляхов, а не даст им Украины! Вон сколько воды в Днепре, что бежит к морю мимо Киева: то кровь да слезы украинские, а не вода. Как же отдать все это ляхам? Пускай лучше уж с мертвого снимут сорочку, когда Палий умрет, а Украину он не отдаст ляхам. Не Иуда он, чтобы продать Христа. Да и Иуда, и тот удавился. А то царь пишет, покорись ляхам, отдай им мать родную на порубу. Царю хорошо: он и так у самого моря новый город строить начал, это он свечечку затеплил там в память пращура своего Александра Невского. А Палию велит загасить свечку, что он затеплил над могилой Украины. Не бывать этому! Лоб расшибут поляки об стены Белой Церкви, что укрепил Палий. Не видать им как своих панских ушей ни Богуслава, ни Корсуня, ни всей Фастовщины, ни Полесья, там есть Палиевы товарищи: Самусь, Искра, Абазин.
– Ты думаешь, это так просто? – спросил он.
– Растолковать в Москве надо, что нам не страшен никакой супостат: стрельцы, мы, казаки – сила какая! – вмешался Мазан.
Палий еще раз задумался, потом улыбнулся:
– Думаете, в Москве у людей головы послабее наших? – он отложил в сторону волок. – Все, что вы говорите, для меня не новость. Я слышал такое и в других сотнях: об этом самом мы кое с кем вчера советовались у меня дома. Был я с полковником Искрою у гетмана Мазепы в Батурине по этому вопросу. Хотел совместно с Самусем еще поехать в Киев к воеводе российскому, но тому, как нарошно, звание гетмана присвоили, чтобы он не имел право мимо короля сноситься с россиянами. Но можно еще раз потолковать с воеводой, вот съезжу в Киев, тогда все виднее будет. Но наперед скажу – нелегкое это дело. России разорвать с Польшею – значит, выйти из Лиги, что против турок создана, и восстановить против себя все державы. А все же съезжу, может, что-нибудь изменится. Увидим скоро.
– Ну, что ж, бывай здоров, батько. Счастливого тебе пути и удачи. Мы ждать будем, и рыбки к твоему приезду наловим.
Не успели еще выйти из дома Гусак и Мазан, как в дом вошел весь в пыли брат Федосьи Савва. Он много лет казаковал на Сечи, а теперь, когда Палий заселил Фастовщину, прибыл к нему и командовал сторожевым отрядом казаков. Савва сообщил, что к Палию направлялись татары, их перехватили казаки Самуся и передали ему в Мироновке для сопровождения к Палию.
– Один из них назвался твоим племянником, – доложил Савва.