Казанские "Тандерболты"
Шрифт:
– Разгромили нас без единого выстрела. Его команда просто ограбила моих парней в покер.
Кеннеди рассмеялся.
– У МакХейла и его экипажа, скажем прямо, репутация вперёд них бежит. Они способны сделать невозможное. А теперь самое время вникнуть в карты.
Архангельск, контора железнодорожной сортировочной станции
– Товарищ чекист, наша станция самая важная на всём северном побережье. Даже до войны мы распределяли огромные объемы грузов, проходящих через область. Поставки для Северного флота в Северодонецке идут через нас. После
Напалков знал и понимал всё это, но позволил управляющему выговориться.
– Вы, товарищ, не единственный, кто сталкивается с трудными задачами. Отчаянные дни требуют напряжения всех усилий. Любая ошибка, допущенная в такое время русским человеком, помогает фашистам творить разруху на нашей земле. Это саботаж.
Голос чекиста понизился до угрожающего шипения. Начальник сортировочной станции побледнел. За саботаж расстреливали без промедления.
– В день через нас проходит более 4000 вагонов. Просто один заблудился.
– Из-за этой ошибки могли погибнуть двенадцать хороших ребят, морских пехотинцев, сражающихся за Родину. Они спаслись только благодаря американцам с их дотошностью и вниманием к деталям.
Несмотря на страх, пронзающий его до самого нутра, управляющий понял значение последнего замечания. Американцы выручили наших солдат, и ЧК позаботится, чтобы все знали об этом. Значит, официально признано, что американцы действительно наши друзья и доверенные союзники. Одновременно сравнивается эффективность нашей и их работы. Это совсем нехорошо - для меня, по крайней мере.
Напалков задумался, изучая выражение лица собеседника.
– Расследование привело меня сюда. Позовите диспетчера, который формировал состав и того, кто составлял накладные.
Начальник станции выглянул в приёмную и послал кого-то за названными сотрудниками. Тем временем Напалков внимательно рассмотрел накладную, и сразу нашёл источник неприятностей. Бумага была написана от руки. Он взял телефон, набрал местное отделение ЧК и передал краткие указания. Как раз когда он положил трубку, прибыли служащий, молодой человек около тридцати, и диспетчер, которому на вид было за сорок. Оба выглядели напуганными.
– Товарищи, вагон, из-за которого я здесь, был обозначен номером 139-555. Но в накладной его нет. Объяснитесь.
Диспетчер взял бумагу и просмотрел её.
– Он здесь, хотя… ох.
– Вот именно, ох. Вагон в накладной - №139-556. И по этой причине едва не погибли двенадцать морских пехотинцев. Вам стоит найти смягчающие обстоятельства, прежде чем я решу, что с вами делать.
– Товарищ чекист, накладная должна быть печатной, но мне пришлось переписывать её от руки. "Шесть" так плохо написана, что я прочитал её как "пять".
Напалков повернулся к побледневшему письмоводителю.
– Таким образом, вина на вас. Почему список вагонов для накладной был написан от руки?
– Нашей пишущей машинке сорок лет. Её сделали ещё перед войной с Японией. Она печатает так плохо, что слова трудно прочитать даже с новой ленты. А единственная лента, которая у меня есть, сама довоенная. Нам приходится обводить
– Вы сообщали об этом?
– Да, товарищ капитан.
– Я понял. Кругом.
Напалков уловил безнадёжное отчаяние в глазах письмоводителя, когда он выполнял приказ. Его губы сжались и беззвучно задрожали - он наверняка ожидал традиционный выстрел из пистолета, приставленного к затылку. Вместо этого Напалков едва заметно шевельнул пальцами, дав знак одному из своих помощников. Кулак, усиленный медным кастетом, со всего маху врезался в живот служащего. Тот сложился пополам и упал на пол, корчась от удара, но не мог издать ни звука. Он отчаянно пытался вдохнуть, но удар парализовал его. Наконец справился с собой и смог набрать воздух в лёгкие.
Капитан повернулся к диспетчеру.
– Вы усомнились в информации, но не удосужились проверить её. Вы не заслуживаете привилегий тыловой работы. Товарищ Беляков, отправьте этого новобранца в ближайший пехотный батальон и посмотрите, для чего там его сочтут пригодным. Стрелковое отделение, наверное, ему по плечу.
Человек на полу перестал сопеть, его вырвало прямо на ковёр. Он посмотрел наверх, очевидно, ожидая дальнейшего избиения. Но Напалков только покачал головой. Он ничуть не сомневался - на самом деле черновик накладной составляла женщина из его отдела, но письмоводитель сам пришёл за наказанием, чтобы прикрыть её. В глазах чекиста этого было достаточно, чтобы заслужить снисхождение.
– Хватит. Возвращайтесь к работе. А что касается вас, товарищ управляющий - вы понижены до диспетчера. Вашу должность примет заместитель. Выполняйте свои новые обязанности как следует, или мы встретимся снова. Только приберитесь здесь перед уходом.
Спустя несколько минут чекист подошёл к столу, занятому женщиной-машинисткой. Она вздрогнула, увидев его. Понятное дело, всем было слышно, что сейчас произошло с непосредственным начальником. Очевидно, она опасалась, что об её ошибке станет известно, и с удивлением посмотрела на двоих помощников Напалкова. Они внесли следом за капитаном большую коробку. Третий убрал древнюю пишущую машинку. Потом они вместе распаковали коробку и поставили на стол совершенно новую IBM Electromatic-01 [122] .
122
Американская электрическая пишущая машинка. Выпускалась с 1935 года и предоставила в распоряжение пользователей недоступные ранее функции символьного набора.
– Ирина Григорьевна, американцы отправили нам в числе прочей помощи электрические пишущие машинки. И даже положили переходник для нашей сети и руководство на русском языке. Вот коробка запасных лент. Работайте, и пусть у вас больше не будет таких ошибок. Обязанность ЧК не только в наказании. Мы помогаем всем, кто честно трудится для Родины.
Женщина кивнула, волнение от вида новой машинки пересиливало опаску перед чекистами. Напалков с интересом смотрел, как она исследует обновку. НКВД относился к людям с жестокостью, и люди в результате цепенели до такой степени, что жестокость перестала достигать желаемого результата. Сейчас мы совмещаем серьёзность с добротой и великодушием, создавая контраст, подчеркивающий все эти свойства. Первое даёт урок, другие дают людям основание для надежды и веры в фундаментальную справедливость нашей работы. Ирина запомнит удар, повергший её начальника в наказание за небрежность, но запомнит также и нашу помощь, чтобы этого не повторилось.