Каждому свое
Шрифт:
– Хотя бы в колониях… в Индии!
Моро с крайним возмущением ответил, что подобное предложение считает оскорбительным для себя:
– Помогать Англии – значит быть ее сообщником в угнетении других, беззащитных народов. Но я им – не слуга!
Мэдисон со смехом признал, что бурная реакция Моро доставила ему несравненное удовольствие:
– Это дает мне право расшуметься по миру, будто генерал Моро согласен командовать американской армией, и возможно, что ваше имя заставит Англию быть поскромнее…
Александрина недомогала, в Моррисвилле она
– Хочу во Францию… очень! – жаловалась жена.
– Не страдай, мы еще вернемся, – утешал ее Моро…
На речных притоках Делавэра он сооружал водяные мельницы, разводил в саду помидоры, даже плотничал, но все это была лишь жалкая подмена настоящего дела. Моро не покидали мрачные мысли, беспокоило и состояние Александрины. Только верный Рапатель не поддавался унынию, все чаще поговаривая, не пора ли вскочить в седло, пришпоривая лошадь? Он уже предчувствовал, что генеральная битва народов еще впереди.
– А если я сам предложу себя… России?
Моро ответил: не станет ли он враждебен своему народу, если в рядах русской армии выступит против Франции?
– Я смотрю на все это иначе… Если бы, допустим, в эмиграции возникла армия из французов-республиканцев, о-о, с каким бы восторгом я слушал шелест ее знамен!
Для Рапателя сомнений не существовало:
– Где эти республиканцы? Кричали много – да, но Бонапарт быстро задарил их титулами, имениями, миллионами. Массена? Превратился в грабителя… Ожеро? Чтобы не страдать совестью, просто спивается. Но почему мне, французу, не быть заодно с русскими? Начни Россия войну с Францией, и она начнется не для того ведь, чтобы насолить французам…
Иногда Моро виделся с Ги де Невиллем, ибо идейных противников он умел уважать. Этот умный роялист, имевший связи с Лондоном, тоже делал попытки заманить Моро в армию короля, но уже не для колоний, а в Португалию.
– Зачем? У них ведь там герцог Веллингтон.
– Веллингтон и останется Веллингтоном, а ваше имя слишком известно Франции: появлением в Португалии вы сможете внести разброд в сознание французских солдат. Никто из французов еще не забыл о вашем конфликте с Наполеоном.
– Какой там конфликт! – отмахнулся Моро.
Ги де Невилль, кажется, потерял терпение.
– Моро! – сказал он. – В Париже не имеется второй Бастилии, чтобы из ее камней мастерить дамские брошки. Вы закоснели в своем республиканстве, и не граничит ли оно с житейским отчаянием? Подумайте о больной жене…
Моро ответил: ему легче видеть Александрину в гробу, он своими руками выкопает ей могилу в парке Моррисвилля, нежели изменит своим гражданским убеждениям.
– При чем здесь конфликт с Наполеоном? У меня конфликт
– Кто, по-вашему, лучше – он или вы?
– Это не академический вопрос… он даже бестактен! А мы с Бонапартом – не гладиаторы, чтобы сравнивать свои дарования на открытой арене перед публикой. Думаю, Наполеон одарен более меня, и потому его таланты слишком дорого обходятся человечеству. Но он уязвим… да, уязвим, – повторил Моро, – его ахиллесова пята не заколдована.
– Продайте этот секрет… англичанам.
– Никогда! – ответил Моро. – Мое знание Наполеона – это тоже оружие, и я могу вложить его лишь в добрые руки.
– А мы сегодня приглашены в гости.
– К кому, моя прелесть? – спросил Моро.
– Пхе, не скажу! Но ты будешь рад…
Вечером лошади провезли их через тихий Фэйрмаунт, обстроенный уютными особняками времен английского господства, карета остановилась возле виллы, в которой недавно поселился русский генеральный консул Андрей Яковлевич Дашков. Консул оказался еще молодым человеком, очень радушным, его жена, которую он называл Дженни, постаралась увлечь Александрину к себе, чтобы не мешать мужской беседе. Моро сказал хозяину, что открытие консульства России в Филадельфии обрадует президента. Дело за открытием посольства.
– Да, посол уже в пути. Вы его знаете, – напомнил Дашков, – это камергер и граф Федор Пален.
– Не тягостно ли было путешествие в океане?
– Плыли шестьдесят восемь дней. Дважды попали в штиль, трижды отбили абордажи, и я так и не понял, – сказал Дашков, – кто на нас нападал? Но стрельбы, воплей и ужасов было достаточно. Простите, я стрелял тоже. Кстати, я доставил вашему превосходительству поклон из России. Не знаю, как выразить по-французски наше выражение: «Скажи поклон Моро!» Поклон от князя Петра Ивановича Багратиона.
– Спасибо за память обо мне, тех дней в Италии не забыть… Я следил за его успехами. Мне казалось, что Багратион, соратник Суворова, станет военным министром.
– Этот грузин слишком горяч и шумлив, в Петербурге сейчас выдвигается в министры князь Барклай-де-Толли.
– Не мне судить о достоинствах Барклая, но этому человеку предстоит вынести тяжкое бремя. Сейчас я почти уверен, что следующая война Наполеона будет с вами… Вы, русские, единственные в Европе, сумевшие охранить свою честь и свои ресурсы. Наполеон не может развивать свою агрессию далее, пока существует такая страна – Россия! – Дашков поддакнул, что победы корсиканца становятся хроническим бедствием Европы, но Моро сохранил мажорное настроение. – Все мы знаем, что порох изобрел монах Бертольд Шварц, но кто знает его конец? Посаженный на бочку с порохом, он был вознесен взрывом под небеса. Так что, мсье Дашков, даже в победах Наполеона уже завелся червь его будущих поражений…