Каждый час ранит, последний убивает
Шрифт:
Как только я вхожу, он сбрасывает одеяло и садится на край матраса. На нем только трусы, что меня очень смущает. Мне уже приходилось сталкиваться с ним, когда он выходил из ванной комнаты, но я впервые вижу его в спальне практически голым.
Я ставлю поднос рядом с ним на кровать. Он меня не благодарит. Хотя спасибо я от него никогда не слышала.
– Где моя жена?
– Она поехала в магазин, – отвечаю я. – Вам чего-нибудь еще?
– Подай телефон, – бурчит он.
Я беру телефон, который лежит на комоде, и приношу его. Думая, что он его уже держит в руке, я ослабляю хватку. Телефон
– Могла бы хотя бы извиниться, мелкая тварюга! – говорит он, проверяя, что его ценный айфон работает.
Да, я могла бы извиниться. Но, как ни странно, я не могу произнести ни слова. Хуже того – я пристально на него смотрю.
Не знаю, почему я так поступаю. Вероятно, потому, что мне так хочется. Хочется, и все. И контролировать это невозможно.
Наверное, потому, что он назвал меня «мелкой тварюгой». Хотя я привыкла, что меня обзывают и он, и все члены его семьи.
Он поднимает голову и натыкается на мой взгляд. По его глазам я понимаю, что мой взгляд ему совершенно не нравится. Я чувствую, что ситуация становится взрывоопасной. Несмотря на это, я продолжаю смотреть на него с вызовом.
Он хватает меня за запястье и резко тянет к себе. Поскольку он сидит, наши лица находятся на одном уровне.
– Опусти глаза, – приказывает он.
– Я не «мелкая тварюга».
– Заткнись. Опусти глаза.
У меня в голове криком кричит голос:
Слушайся, Тама. Слушайся, иначе он тебя прибьет.
Потом голос замолкает, его место занимает ярость.
– Я не «мелкая тварюга», месье.
Неожиданно он улыбается. Ужасной улыбкой.
– Нет, ты просто мелкая «прислуга»… Ты ноль на самом деле. Просто ноль.
Моя ярость усиливается. Осторожность забыта. Я стараюсь освободить руку, но он лишь крепче ее сжимает.
– А вы тогда кто? – спрашиваю я.
Мне в голову приходит одно слово. Вернее, ругательство, которое я выучила здесь, в этом доме, слушая, как разговаривают мои палачи.
– Сволочь, наверное.
Улыбка Шарандона пропадает. Он выкручивает мне правую руку, слышится страшный хруст. Я кричу, потом падаю на колени. Он хватает меня за волосы.
– Еще раз так со мной заговоришь, убью! – говорит он тихо.
Он поднимается, чуть спотыкается и протягивает одну руку к двери, а другой по-прежнему крепко меня держит. Когда я слышу, что в замке поворачивается ключ, место ярости занимает страх. Я зашла слишком далеко. Он будет меня бить, может быть, убьет. Но, в конце концов, разве не этого я хочу?
Он возвращается, садится напротив меня, закидывает мне голову, выворачивая шею.
– Хочешь поиграть, мелкая шлюшка? Я научу тебя вежливости, вот увидишь…
Последним усилием воли, а может быть, просто инстинктивно я снова пытаюсь вырваться. Но он намного сильнее меня… Битва проиграна с самого начала. Одним движением он прижимает мою голову к своим трусам, другой рукой вытаскивает член и тычет мне в лицо:
– Открой рот…
Я отворачиваю голову, чтобы избежать этого отвратительного контакта. Он снова выворачивает мне шею:
– Открывай рот, шлюха!
Когда я отказываюсь, он дает мне пощечину, потом еще одну.
– Пришло
Я начинаю дрожать, плакать.
– Что, перестала храбриться, да? Открывай рот, не то глаза выколю…
Вдруг кто-то барабанит в дверь. Шарандон застывает на месте, но меня не отпускает. В коридоре раздается голос Фадилы.
– Папа?
– Что? – рычит он.
– Подойти к Эмильену! Мне кажется, ему совсем плохо!
– Иду…
Фадила пытается открыть дверь.
– Иду, говорю тебе! – орет ее отец.
Он пристально смотрит на меня.
– Скоро увидимся, – произносит он тихо. – И не забывай, кто ты…
Он отпускает мою руку и выходит из комнаты. Несколько секунд я продолжаю стоять на коленях у кровати. Меня так трясет, что я не могу подняться на ноги.
Я чувствую, что только что избежала чего-то ужасного. Чего-то грязного. Но я знаю, он этого так не оставит. Теперь меня подстерегает новая опасность. И эту опасность я не заслужила, в чем бы я ни провинилась.
И я знаю, кто я на самом деле.
Сегодня Рождество. Дети получили горы подарков. Столько игрушек, что я спрашиваю себя, когда они будут в них играть… Сефана подарила мне новую рубашку, розовую в синий цветочек. Я не ожидала, что получу подарок, поэтому удивилась и даже обрадовалась. А еще мне подарили плитку шоколада и дали кусочек праздничного пирога. В этом году рождественское полено [3] сделали с ванилью, было очень вкусно.
3
Рождественское полено – традиционный рождественский торт, распространенный во Франции и бывших французских колониях, разновидность рулета. Обычай выпекания этого торта восходит к средневековому обычаю сожжения рождественского полена.
Когда все наконец легли спать, я включила лампу и взяла свою книгу. Я использую листы в крупную клетку, которые украла из спальни девочек. Я смотрю на картинку, очень тихо произношу слово и потом копирую буквы. Это сложно, особенно после проведенного в труде дня. Но я начала учиться еще в Марокко, когда изредка ходила в школу. На арабском, конечно, но метод такой же.
Я говорю себе, что в следующем году на Рождество я смогу прочитать всю книгу и полностью ее переписать. Я говорю себе, что когда-нибудь это мне пригодится. И потом, не знаю почему, это придает мне сил.
Позавчера снова приходил Изри. Он сказал, что я становлюсь все красивее. Фадила это услышала, и я увидела, что она чуть не умерла от зависти.
И это тоже придает мне сил.
Но я постоянно думаю о том, что попытался сделать со мной Шарандон. Чем бы я ни занималась, мысленно я постоянно возвращаюсь в ту комнату.
Каникулы скоро заканчиваются. Сефана с детьми пошла в гости к Межде. Наверное, они получат новые подарки, еще лучше прежних.
Тама в кухне, чистит картошку на ужин. Шарандон не захотел пойти с женой в гости и сидит на диване у телевизора.