Каждый день декабря

Уилсон Китти

– Догадываюсь. И как ты еще умудряешься работать?

В ответ я кривлюсь. Можно, пожалуй, сказать, что я никогда не ставила работу на первое место.

– И что ты хочешь с этим делать? Что дальше?

Он щелкает мышкой и прокручивает файлы.

– Что ты имеешь в виду?

Я надеюсь, что правильно поняла его вопрос, но до сих пор никто, кроме Луизы, не спрашивал об этом. Если скажу, он, чего доброго, поднимет меня на смех.

– Ты намерена защитить диссертацию и стать ведущим шекспироведом?

– Ха! Это было бы круто, но нет, моя цель не в этом. Я подумываю сделать общедоступное приложение, и когда оно заработает и у меня появится репутация, я хочу представлять его в школах, возможно, сделаю подкаст. Но главная

мечта – школы. Я считаю, что разработала информационные пакеты для всех возрастов. Как я уже говорила, я подошла к вопросу очень детализированно. Мне бы хотелось донести свой проект до тех, кто считает Шекспира недоступным, вязнет в его языке, бросает взгляд на страницу и думает: нет, это не для меня. Большинство людей заведомо списывают его со счетов, а правда в том… правда в том, что в нем очень много правды. Сколько на свете Дездемон, которые влюбляются очертя голову, несмотря на то что родные не одобрят избранника? Или возьмем Леонта из «Зимней сказки» – вылитый мой папочка. Здесь, в Бристоле, подростковые банды ведут себя, как в «Ромео и Джульетте», и в них всегда найдется Меркуцио, который расплачивается за это жизнью, хотя активно пытается предотвратить стычки между Капулетти и Монтекки. Шекспир должен быть во всех учебных программах, потому что он… такой человечный и до жути, блин, актуален в наши дни.

Слова вылетают у меня изо рта – торопятся, спотыкаются, валятся друг на друга, как цирковые акробаты в полосатом трико.

– Мне хорошо от сознания того, что чувства, которые я испытываю, уже испытывали до меня, что я не одна, и так было всегда. Все люди, которые были до меня, тоже это чувствовали. И это помогает, способствует душевному здоровью, удерживает от хождения по кругу, когда мне приходится нелегко – и в житейских ситуациях, и с людьми. Я знаю, что это нормально. Что касается нормальности, будь то Утрата, или Офелия, или такая, как Паулина – она настоящая заноза в заднице, – это встречается не так-то часто. Но я не считаю, что все проблемы, все мировое зло можно сокрушить одним шекспировским актом…

Я осекаюсь и хихикаю – оттого, что так увлеклась и из-за двусмысленности. Я обожаю двусмысленности.

– Как всегда, в своем репертуаре, да, Уайльд? Не можешь без скабрезностей?

Рори смеется, и я, к полной для себя неожиданности и забыв о том, что за окном ночь, принимаюсь рассказывать ему о своих мечтах, страхах и увлечениях.

Нет, твой верный друг лишь тот,Кто по мере сил вездеПоддержать готов в нужде [15] .

15

Шекспир У. Страстный пилигрим. Пер. В. Мазуркевича.

Пятое декабря

Рори

Мы проболтали с Белл до рассвета, а потом я свалился спать. Она зацепила меня рассказами о Шекспире – ее увлеченность заразительна. Мозги у меня кипели, фонтанируя идеями, связками, возможностями, дальнейшими шагами. Падая головой на подушку, я испытывал облегчение от того, что в ней роились не воспоминания, а что-то другое, однако, когда проснулся утром по сигналу внутреннего будильника, состояние было вялое и тупое.

Сейчас четыре часа дня, и мне кажется, что я нашел решение. Проект Белл настолько хорош, что обязательно должен работать, ей просто нужно найти финансирование. К счастью, среди моих клиентов есть компании со средствами и филантропическими склонностями. Главное – выбрать в союзники правильную. У меня есть

ощущение, что Белл проявит щепетильность относительно источника средств, он не должен активно притязать на причастность – несколько предложений на сайте, но без желания все обклеить своим логотипом и вытатуировать ей на лице корпоративный бренд, как-то так. А это означает, что моя первоначальная идея, проблема, которую я собирался решить при ее содействии, ей не подходит. Им нужно брендированное спонсорство, чтобы рекламировать свои добрые дела, но мне удалось состыковать их с акустической компанией – те за милую душу согласились на корпоративную рекламу в обмен на денежное вливание. Но сейчас, когда я своими глазами увидел проект Белл, у меня появилась идея получше – я нашел для нее идеального партнера.

– Привет, как дела?

– А, Рори, привет.

Тон приятный, но, судя по всему, она удивлена моим звонком.

– Привет. Не хочу тебе досаждать, но, думаю, у меня есть то, что тебя обрадует.

Тут до меня доходит, что фраза звучит неоднозначно. Нет, секс – это последнее, что сейчас у меня на уме. Мысль о физической близости с кем-либо, кроме Джесс, мне претит, но Белл об этом знать необязательно.

Из телефона доносится громкий механический звук.

– Извини, не расслышала. – Слава богу! – Подожди… Марша, отойди от бензопилы.

Звук устрашающий. Я не знаю, кто такая Марша, но то, что Белл находится в двух шагах от бензопилы, меня несколько напрягает.

– Ты где?

– На елочной ферме, ты бы это видел. Здесь настоящая традиционная рождественская атмосфера. Сразу на душе становится веселее, в голове звучит «Рождество уже к нам ближе, ближе», и мысленно представляешь себе Бинга Кросби, рождественские носки, камины, подарки и запах корицы, апельсинов и сосны, вкус сладких пирожков…

О, господи. Я думал, она помешана на Шекспире. Теперь выясняется, что к тому же обожает Рождество.

– Я ненавижу Рождество, – говорю я.

Понимаю, насколько по-скруджевски это звучит, но это так. Мы с Рождеством больше не друзья.

– Ты что? – Ее удивлению нет предела.

– Так, ничего. Ты потом свободна?

– Нет. У меня Санкт-Николаус.

А это еще что за хрень? Судя по ее тону, все должны быть в курсе, что это такое.

– Что?

– Синтерклаас! Сегодня мы выставляем туфлю.

– А, ну так гораздо понятнее.

– Сегодня я ночую у Марши. Завтра мы украшаем дом, поэтому сегодня запасаемся елкой. Потом выставляется туфля, и видел бы ты поутру ее мордашку – это самое забавное. Это единственное время в году, когда мне разрешено баловать ее конфетами, так что момент эпохальный.

– Ясно. Вообще-то я надеялся увидеться с тобой сегодня.

Так ли это необходимо? Просто я точно знаю, что если не увижусь с ней сегодня, то шанс, который я для нее нашел, отправится в долгий ящик на неопределенный срок.

– Ну, тогда приходи. Я уверена, Луиза не будет против. Она тебя сто лет не видела. Давай подтягивайся. Это будет настоящее Рожд… Будет весело.

* * *

В шесть часов я стою на пороге дома Луизы. Это что-то нереальное. Всего два дня, как я вернулся в Британию, и уже принимаю живейшее участие в жизни Белл Уайльд. Столько лет о ней не думал, и вот, пожалуйста!

Сам дом довольно точно соответствует образу Луизы – какой она запомнилась мне в универе и какой я представляю ее сейчас. Дверь холодного серо-зеленого оттенка, аккуратный палисадник, элегантные керамические вазоны с искусно подобранными растениями, оливковое деревце, лавр, что-то в этом роде. Я погуглил ее перед приходом: она успешная бизнес-леди, у них с мужем органический бизнес по производству полезных и не содержащих сахара капкейков, что очень по-бристольски.

Луиза открывает дверь, и меня оглушает радостная рождественская музыка. Ох. То, что у Санкт-Николауса имеются побочки, я как-то упустил из виду.