Каждый день самоубийство
Шрифт:
– Нет, конечно, не настолько близкие... Но этот случай у меня просто выпал из головы.
– Татулин утверждает, что вы дали ему валюту для продажи. Это верно? – спросил Демин.
– Что верно? – засмеялась Равская. – Вполне возможно, что он действительно это утверждает. – А если всерьез?
– Откуда у меня валюта, товарищи дорогие?! У меня ставка сто сорок рублей.
– Сто сорок? – Демин невольно обвел комнату взглядом.
– Ах, не смотрите на меня с укором! – воскликнула Равская. – Это все мамины сбережения. Видели бы вы мою квартиру – вы бы знали, как можно обставить
– Мы ее видели, – как бы между прочим сказал Демин.
– Уже?! Господи...
– Вы давно там были, Ирина Андреевна?
– С полгода, наверно уж, может, и больше...
– Соседи утверждают, что вы были там совсем недавно.
– Ну... Если соседи утверждают. – Равская не смогла скрыть брезгливой гримасы. – Им виднее.
– Они правы?
– Я сказала то, что сказала.
– В таком случае потребуется очная ставка, – сказал Демин больше Кувакину, нежели Равской. – Ты, Коля, отметь это расхождение в показаниях.
– Очная ставка? Боже, сколько формальностей... Знаете, чтобы избавить и себя, и вас от ненужных хлопот, пустых формальностей, я готова признать... Вернее, готова просто согласиться с тем, что я была в своей квартире недавно. Дожили! Дожили! Приходится отвечать на вопрос о том, когда ты был в собственной квартире, зачем ты приходил в собственную квартиру, чем ты занимался в собственной квартире! – Равская подняла руки кверху, как бы призывая в свидетели высшие силы.
– О том, чем там занимались, мы поговорим позже, – пробормотал Демин. – Скажите, Ирина Андреевна, как давно вы были в своей квартире? Только, пожалуйста, не надо столь близко к сердцу принимать наши вопросы... Так когда же?
– Может быть, с месяц... Хотя подождите. Я что-то купила недавно... Да, соковыжималку! В моем возрасте, согласитесь, из всех напитков надо отдавать предпочтение сокам. Так вот, эту соковыжималку я и забросила к себе на квартиру. Мне неудобно было с ней по городу таскаться... Надеюсь, этим я не совершила ничего предосудительного?
– При обыске в доме Татулина найдены порнографические снимки.
– И этим он занимался?! – Равская вскочила. – Боже милостивый! Я считала, что он просто дурак. Ведь, между нами, он дурак, вы не могли этого не заметить... Но порнография! Это же грязь!
– Совершенно с вами согласен, – сказал Демин. – По предварительным данным, снимки эти сделаны в вашей квартире. Как вы это объясните?
– Я наказана за свою доверчивость. И поделом. Он приходил сюда, этот прохвост, и... и чуть не падал в ноги. Есть у него лакейская привычка падать на колени, когда просит что-нибудь... У него дрожали руки, в глазах стояли слезы, он просил у меня ключ, и я всерьез испугалась, что если я ему этого ключа не дам, то он покончит с собой здесь, на ковре... А когда я дала ему ключ, то он устроил в моей квартире, простите, бордельеро, как сейчас говорят! Как я его ненавижу! Ведь то, что вы здесь, – это его заслуга, не так ли?
– Он утверждает, что валюту для продажи дали ему вы, – повторил Демин.
Ноздри у Равской трепетали от возмущения, грудь поднималась высоко и часто, сигарету она курила, не выпуская изо рта, по комнате ходила быстро и взволнованно.
– Послушайте! – Равская неожиданно остановилась перед Деминым. – Может быть, вы ошибаетесь?! Ведь не может этот кривоногий, пузатый, глупый и тщеславный человек настолько заинтересовать женщину, чтобы она согласилась сфотографироваться... Нет, я не верю в это!
И Равская обессиленно упала в кресло. Пепел от сигареты рассыпался по коленям, но, убедившись, что искры не прожгли материала, она сделала вид, что ничего не заметила.
– Вы знакомы с Селивановой? – спросил Демин, помолчав.
– С кем? – равнодушно и устало проговорила Равская.
– Наташа Селиванова.
– Позвольте, позвольте... Что-то знакомое... Ах, да, вспомнила. Эта девушка учится в институте иностранных языков. Правда, языков она не знает, и не уверена, что она когда-нибудь будет их знать... Хотя кто может сказать наверняка... Ино-гда я давала ей возможность заработать десятку-другую на переводах. Сама я работаю в рекламе, и мне бывает нужно кое-что перевести из иностранных журналов. Боже, что там переводить! Текст довольно простой – купите, возьмите, закажите... Конечно, после нее приходилось самой доводить, дорабатывать...
– Как вы с ней познакомились?
– Через Ларису. Ту самую, которую вы недавно здесь видели... Парикмахерша. Они живут где-то рядом... Хотя нет, парикмахерская, где работает Лариса, находится рядом с домом, где живет Селиванова. Кажется, так. Когда Лариса обмолвилась, что знакома с девушкой из института иностранных языков, я попросила свести нас... Вот, пожалуй, и все.
– Вы давно видели Селиванову?
– Месяц тому назад, может, больше...
– Зачем вы звонили ей сегодня утром?
– Простите?
– Я спросил – зачем вы звонили Селивановой сегодня утром?
– А вы уверены в том, что я звонила ей сегодня утром? – Равская снисходительно улыбнулась, она готова была принять вызов, очевидно, уверенная в том, что уж с этой-то стороны ей ничего не грозит.
– Вы не ответили на мой вопрос.
– Вопрос? Какой?
– Я спросил у вас, зачем вы звонили Селивановой сегодня утром. Если вы не можете ответить сразу, подумайте, только не надо больше переспрашивать и тянуть время – это так скучно. Вы подумайте и тогда отвечайте на вопрос. А мы подождем. Если вы не хотите отвечать на этот вопрос, так и скажите – мол, на этот вопрос отвечать отказываюсь.
– Да нет, зачем же... Возможно, я звонила ей, но, честно говоря, не помню. Нет, сегодня утром я с ней не разговаривала. Знаете, как бывает... Садишься к телефону, болтаешь час-второй по десятку номеров – разве потом упомнишь, с кем говорила, с кем только хотела поговорить? Тем более если ничего существенного не сказано...
– Ночью тоже не было сказано ничего существенного? – спросил Демин, уверенный, что сейчас опять последует вопрос-уточнение. Равская все-таки отвечала грамотно, почти неуязвимо, но время после неожиданного вопроса ей требовалось.