Каждый десятый
Шрифт:
Святополк услышал не сразу. Он искоса смотрел на девушку — внимательно и грустно.
А Саня ждала ответа, удивляясь, почему он вдруг замолчал.
— Ну что вы, Санечка. Эта просека, как Невский проспект, — сказал он, очнувшись от своих мыслей.
— Вы бывали в Петрограде?
— Коренной петербуржец. Из Питера и на войну ушел, вернее, улетел.
— Как это улетел?
— Буквально. Окончил школу военлетов и на фронт. Я ведь авиатор.
— Правда? — Саня с новым уважением поглядела на Святополка. — Даже поверить трудно. Я думала, авиаторы какие-то особенные…
Святополк ободряюще дотронулся до ее плеча:
— Прекрасно сели бы! Самолюбие б заставило. Я сам пошел в летчики, чтобы доказать себе и всем, что я не трус. Мне это необходимо было.
— Почему?
— Потому что до этого я жил в постоянном страхе — боялся отца. До того боялся, что в его присутствии начинал по-настоящему заикаться.
Саня удивилась, но сказала задумчиво:
— Я, наверно, вас понимаю. Я единственная дочь, но мы с матерью совершенно чужие. Она обывательница, бескрылая мещанка…
— У меня дело обстоит хуже. — Святополк криво усмехнулся. — Мой отец жандармский полковник. Из самых плохих: жестокий, бесчестный, безжалостный. В него даже стреляли. Гимназист стрелял — между прочим, мой одноклассник… И в доме у нас с такой ненавистью говорили о революции, о социал-демократах, что я еще мальчишкой решил: вырасту, стану революционером. Хотел сбежать из дому, да пороху не хватило. Поступил в университет. Там был, конечно, марксистский кружок, но из-за отца они от меня шарахались, как от заразного. И только когда началась война, я сумел переломить ход жизни.
Некоторое время они шли рядом в молчании. Потом Саня сказала с горечью:
— Зачем вы мне все это рассказали? Теперь между нами всегда будет стенка…
Святополк осторожно взял ее за локоть, по она высвободила руку.
— Я нарочно рассказал. Чтобы вы про меня все знали. Потому что… Потому что я люблю вас, Саня. И не хочу больше об этом молчать.
Он неожиданно повернул девушку к себе, крепко прижал к груди и стал целовать. Саня молча и отчаянно отбивалась. С грохотом покатились по земле ведерко, котелок.
Наконец девушке удалось вырваться. Запыхавшиеся, взъерошенные, они стояли и смотрели друг на друга. Потом Саня сказала прерывающимся от злости голосом:
— Если вы еще раз так сделаете, я буду считать вас подлецом. Вы, наверное, такой же, как ваш отец! А мой папа умер в царской ссылке от туберкулеза.
Закусив губу, Святополк отвернулся, поднял с земли ведро. А девушка продолжала уже спокойнее:
— Прямо не верится, что вы тот же человек, который вместо меня хотел пойти на виселицу. Вот тому человеку я всегда буду благодарна. А вы…
Святополк прервал ее:
— Тому человеку, как вы выражаетесь, это недорого стоило… Я ведь не очень ценю жизнь — не думаю, что она приберегает для меня что-нибудь хорошее. В общем, Саня, можете не беспокоиться. Я вас больше никогда не поцелую.
Они пошли дальше, стараясь не смотреть друг на друга. Саня первой прервала молчание:
— А почему вы сказали, что вам жизнь недорога?
— Могли бы и сами догадаться… Я-то революцию принял
— Ну, это совершенно необязательно, — сказала Саня с уверенностью. — Это у вас интеллигентский загиб.
Вдруг Святополк снова схватил Саню за плечи, повалил на землю и сам упал рядом.
— Ч-ш-ш! — шепнул он, прежде чем девушка успела возмутиться этим новым нападением. Через секунду она поняла, в чем дело: в просвете между деревьями виднелось озерцо, и от воды доносились голоса.
Святополк пополз вперед по-пластунски. Саня последовала его примеру — и сразу же в испуге прижалась к земле: на берегу озера стоял бронеавтомобиль. К его серозеленому пупырчатому боку прислонился молоденький офицер в кожаной тужурке, такой же, как у Святополка. Но у офицера и бриджи были кожаные, а вместо сапог — ботинки с крагами. Он стоял так близко, что Саня видела звездочки на его погонах; но, по счастью, офицер не смотрел в ее сторону. Он переругивался со своими товарищами, купавшимися в озерце.
— Вовка, Сергей! Вылезайте!.. Ехать надо!
Его товарищи — два таких же молодых офицерика — плескались в нестерпимо холодной воде возле берега. Зубы у них клацали, но, фасоня друг перед другом, они делали вид, что получают от купания большое удовольствие:
— У-ух, хорошо!.. Иди к нам! Слабо?
— Конечно, слабо. Мне и глядеть-то на вас холодно… Вылезайте, а то без вас уеду!
Тем временем Святополк, стараясь не хрустнуть веткой, не шуршать листьями, полз вперед. А Саня замерла на месте. Страшно было остаться одной, но еще страшнее — ползти безоружной прямо на пулемет броневика.
— Вылезайте, дураки! — уже сердито крикнул офицер. — Я ведь всерьез уеду!
В подтверждение своей угрозы офицер обогнул серо-зеленый «Руссо-Балт», распахнул дверцу, достал ручку и пошел заводить машину. Он крутанул ручку несколько раз, и мотор, взревев, заработал.
Воспользовавшись этим шумом, Святополк вскочил, в три прыжка преодолел расстояние от дерева, за которым лежал, до броневика и затаился, прижавшись к холодной броне.
Ничего не подозревавший офицер вернулся, забросил под шоферское сиденье ручку. Тогда Святополк подскочил к нему сзади, зажал шею согнутой рукой, не давая крикнуть, а другой рукой рванул на себя тяжелую бронированную дверцу. Дверь ударила офицера по голове, и он безжизненно обвис на руке у Святополка. Запихнуть его внутрь броневика и самому сесть за руль было делом двух секунд.
Из своего убежища Саня видела, как тяжелая машина, зарычав еще громче, дернулась, попятилась, потом пошла вперед.
Это видели и купающиеся офицеры.
— Ведь правда уедет, скотина! Игорь, не хами, подожди!
Оба выскочили из воды и стали натягивать подштанники. А броневик между тем проделывал странный маневр: вместо того, чтобы ехать по дороге вдоль опушки, он, описав полукруг, свернул на просеку и остановился. Дверца приоткрылась.
— Саня, влезай! — закричал Святополк отчаянным голосом.