Каждый десятый
Шрифт:
— Как, значит, объявилось, что вы убегли, остальные ваши тоже забеспокоились. Тут и стрельба получилась, и драка… Кого зарубили, а прочих они угнали.
— Куда? — коротко спросил Мизинчик.
— К радъезду, на железную дорогу.
— Давно?
— На самой заре… Вы уж не серчайте, граждане, — вашего обряда мы не знаем, схоронили по-христиански.
На краю починка они увидели плоский холмик, а над ним белый свежеструганный крест. Саня держала в руке дощечку.
— Как напишем? — спросила
— Откуда? Полк-то сводный, с бору по сосенке. Время не было познакомиться. Напиши так… — Мизинчик наморщил лоб в раздумье. — Напиши: «Спите тихим сном, революционные герои Красной Армии».
— Так и напишу, — согласилась Саня и в первый раз всхлипнула.
… Табличку с этой надписью прибили к кресту на братской могилке.
Беглецы сидели в доме старика-крестьянина и обедали пшеничной кашей с молоком. Впрочем, Мизинчик почти не ел, а потюживал рассеянно ложкой о край общей миски.
— Теперь к своим будем пробираться, за Тобол, — нарушил он молчание и повернулся к хозяину: — Спасибо на угощении.
— Кушайте на здоровье! — отозвались с лавки женщины, старуха и молодая. — Пейте, пейте молочко — мы вам еще насыплем!.. Мы и на дорожку дадим мучицы, соли…
— Спичек-серянок дадим, — великодушно добавил хозяин.
— Серянки у нас имеются. — Мизинчик встал из-за стола. — Ты нам в главной нужде помоги: дай оружие, какое есть.
Хозяин даже засмеялся:
— Откуда у меня? Крестьянская оружия — вилы да коса. Хочешь, бери.
Мизинчик предупреждающе постучал пальцем по столу:
— Ты дурочку не строй. Будто я тутошний народ не знаю. Знаю! Сам сибирский казак! Обязательно у тебя припрятано.
— Ну, ищи, — развел руками старик. — Что найдешь, то твое!
— Не, я искать не стану. Ты ж без меня ложил, без меня и найди.
Старик в поисках поддержки оглянулся на других беглецов:
— Что он у вас за Фома неверный! Вот тебе крест святой — нету у меня!
— Неси! — свирепея все больше, потребовал Мизинчик. — Не то сейчас дом спалю!
Степан Байда тронул хозяина за рукав:
— Дядьку, вы не сумлевайтесь. Цей спалит!
Женщины на лавке стали тихонько всхлипывать. Хозяин в сердцах топнул валяным опорком:
— Такое ваше спасибо за мою хлеб-соль! Я же бедняцкого классу, как ты! И ты меня спалить хочешь? Этому тебя товарищ Ленин учит?
— Правда, Мизинчик, не бесись, — не вытерпел Святополк. — Ну, нет у него. Отстань.
И Саня тоже заступилась за старика:
— Такие, как ты, Коромыслов, только ссорят нас с трудовым крестьянством.
— Цыц! — рявкнул на нее Елька. — Подожгу и гасить не дам!
Женщины испуганно заголосили. А старик заорал еще громче, чем Мазинчик:
— Жги! Раз у тебя такая совесть — жги! Погляди на меня, я же тебе в отцы гожусь!
— Нет, ты не годишься, — сквозь сцепленные зубы проговорил Мизинчик. — Вот мой
Он выхватил из печи горящее полено и кинул в угол, где стоял веник и валялись щепки для растопки. Вся эта сушь вспыхнула разом.
Не выдержав, старик бросился к бадейке с водой и залил огонь.
— Хрен с тобой, твоя взяла, — сказал он Мизинчику миролюбиво, даже уважительно.
А Саня подняла на Коромыслова виноватые глаза.
…На столе лежал длинный сверток, упакованный в клеенку. Мизинчик развернул сверток. Перевитые масляными тряпками в нем лежали две винтовки-драгунки и холщовая сумка с обоймами. Огорченная Саня попеняла хозяину:
— Все-таки это с вашей стороны большая несознательность. Ведь Красная Армия защищает именно вас. Вас и таких, как вы!
— Да я бы и сам защитился, — грустно отвечал старик. — Для того и держал. Вы-то уйдете, а мы-то останемся.
Тем временем дед Алеха ласково напоминал женщинам:
— Вы, бабоньки, обещали нам соли, мучицы отсыпать. И, вроде, сальца сулили? Али мне послышалось?
Мизинчик и его бойцы шли березняком, ступая по желтым листьям. У троих теперь были винтовки, а деду Алехе отдали шашку. Он нес ее на плече, как коромысло, чтобы не стегала по ногам, и хриповатым, но правильным голосом напевал:
Помню, помню, помню я, Как меня мать учила. И не раз, и не два Она мне говорила: «Ой, сынок, сынок, сынок, Ты не водись с ворами…»— И песни у него каторжанские, — с неудовольствием сказал Мизинчик. — Ну для чего такой элемент в Красной Армии?
Дед Алеха оскалил белые, крепкие, как у собаки, зубы:
— А ты не алимент? Ты же казак, живоглот, царский опричник!
— Товарищи, товарищи, — забеспокоилась Саня. — Ну зачем вы так?
Но Мизинчик, против ожидания, не рассердился.
— Много ты понимаешь. Это донцы, которые в Москве и в Питере служили, — те да, поработали нагайками. А мы сибирские.
— А сибирские вси за Колчака, — заметил как бы про себя Байда: он любил подбросить дровишек в огонь чужого спора.
— Почему это все? — обиделся Мизинчик. — Я нешто за Колчака? Если желаете знать, казаки всегда были заступниками трудового народа! В старинные времена кто против царя бунтовал? Только и единственно казаки! Разин, Булавин, Пугачев Емеля. А теперь вот и я… Конечно, кому какая доля. Вот взять моего папаню. Красные его под арест посадили в холодный амбар — за то, что два сына у Колчака. А Колчак пришел, так батю моего плетьми па церковной паперти выпороли — за то, что два сынка у красных служат. Старик и помер. Фельдшер говорил от сердца, а я так думаю, что от обиды.