Каждый охотник (сборник)
Шрифт:
— «Привет, лесной принц!».
— Ну, привет, Танюха, — с усмешкой ответил Борька.
— Чего это? — не понял Серега. — Игра, что ль, какая? Что за лесной принц?
— Игра, — усмехнулся Борька. — Секрет это Танькин, похоже. Записка свежая. Да не топчись ты. Видишь пепел? Бумагу она здесь жгла.
— Ответ, что ли, жгла? — не понял Серега.
— Какой ответ? — приготовился поднять на смех бестолкового приятеля Борька, но замер. — Будет ей ответ, Серега. От лесного принца.
Маринка, которая была старше брата на три года, а, судя по Серегиным повадкам и физиономии,
— Что вам написать? Чтобы красиво и на листьях? Зачем? Что за бред?
Пришлось объяснить. Маринка несколько раз перевела взгляд с Сереги на Борьку и обратно, затем пожала плечами и каллиграфическим почерком вывела на желтом листе зеленой ручкой требуемые слова. «Привет, Таня! Чего ты хочешь?» Потом отдала лист Борьке, еще раз оглядела приятелей и пообещала оторвать братцу голову, если они Танюшку обидеть вздумают или насмехаться над ней станут.
— Пора бы уж перестать в куколки играться, — крикнула вслед и вновь углубилась в учебники.
Борька перевязал свернутый листок желтоватой травиной и поместил на то самое место, где они взяли записку. Субботний вечер друзья провели в радостном возбуждении, а в воскресенье ближе к обеду подкараулили Таньку, возвращающуюся из леса. Она шла, не разбирая дороги, спотыкаясь на луговых кочках, словно ничего не видела перед собой.
— Привет, Танька! — бодро окликнул ее Борька.
Девчонка против обыкновения не подбежала, не вытянулась по стойке смирно, ожидая наставлений и указаний, а прошла мимо, прошелестев с улыбкой:
— Привет, Борька.
— Привет, Борька, — повторил, ухмыляясь, Серега. — Чего застыл? Пошли, посмотрим, чего она там понаписала!
Минут через десять приятели уже читали Танюхины строчки.
«Спасибо тебе, лесной принц, что ответил, — писала девчонка. — Если ты и вправду готов помочь, то у меня есть только три желания. Первое, чтобы меня не обижали во дворе. Второе, чтобы я не косила. Третье, чтобы Борька Силаев сам без принуждения меня полюбил. А если только одно можно, то оставляю желание про Борьку».
— Влюбилась, — брякнул Серега и с опаской посмотрел на насупившегося друга. — Или свихнулась. Окончательно. И что теперь делать?
— Ответ писать, — с досадой бросил Борька. — Такой ответ, чтобы она все эти бредни из головы выбросила. А насчет этих ее желаний, Серега, чтоб никому, а не то раздружу напрочь!
Сначала Маринка в продолжении игры участвовать категорически отказалась. Затем Серега своим нытьем ее уломал. Да и Борька весомо добавил, что игра эта и ему не нравится, но выходить из нее тоже по правилам надо.
— Надо Таньке такое условие поставить, — объяснил он Маринке, — чтобы она сразу поняла, что все это бред и сказки. Например, все сбудется, когда ее рябина превратится в тополь.
— В клен, — поправила Маринка.
— Почему? — не понял Борька.
— Букв меньше! — фыркнула Маринка. — Записку прошлую мы на кленовом листе писали?
— И для того, чтобы рябина в клен превратилась, надо каждый день поливать ее стаканом кипяченой
— И чтобы она записок больше не писала никаких и ответов не ждала, — поморщился на предложение Сереги Борька, подумал и добавил. — И про кровь пусть будет. Не круглая же она дура, чтобы поверить.
Но Танька оказалась круглой дурой. Весь сентябрь, в дождь ли, в холод она стоически отправлялась в лес, согревая в кармане куртки баночку с кипяченой водой. По двору девчонка теперь передвигалась с высоко поднятой головой, на насмешки и выкрики не реагировала, отвечая таинственной улыбкой. Борьке даже казалось, что глаза у нее меньше косить стали, раздвигаться начали в стороны от чуть вздернутого носа. «Ну и пусть себе ходит, — подумал про себя, — кому от этого хуже?».
Серега — сучий потрох, подай-принеси, дырка на коленке, Маринкина куртка, убежденный троечник, любитель поспать и сладкого, сначала делаю, потом думаю, и то не всегда, совсем исстрадался. Его так и подмывало растрепать на весь двор, какая же глупая эта сумасшедшая нелепая девчонка со светлыми кудряшками и длинными тонкими ногами. У него живот схватывало от невысказанного, так хотелось проболтаться. Только молчаливое, но внушительное присутствие Борьки сдерживало язык. Поэтому, когда сестра зажала его в прихожей и, тряхнув за шиворот, потребовала, чтобы они с Борькой срочно прекратили издеваться над девчонкой, а не то она отцу все расскажет, Серега даже обрадовался.
— Кто ж над ней издевается? — возмутился он. — Да ее уже месяц как пальцем никто не трогает. Она королевой по двору ходит!
— Ты Борьке своему, принцу лесному, передай, — не успокаивалась Маринка, — пусть он посмотрит, что с руками у его принцессы. Пусть посмотрит и задумается хорошенько.
Борька поймал Таньку в воскресенье у детской площадки. Она шла из леса, сбивала резиновыми сапожками первую октябрьскую изморозь, что-то насвистывала и, столкнувшись с ним, осветилась безмятежной улыбкой. Правый глаз ее смотрел прямо на Борьку, а левый был смещен к носу, но на самую малость. На миллиметрик. «У нее глаза зеленые», — неожиданно подумал Борька, удивившись, что ему уже не нужно гадать, каким глазом она на него смотрит, правым или левым.
— Руки показывай, — потребовал Борька.
Танька послушно достала из карманов руки, и Борька похолодел. Пальцы и ладони девчонки были покрыты ранками и ссадинами. Заживающими и воспаленными. Вымазанными зеленкой и заклеенными пластырем.
— Чем ты это? — прошептал Борька.
— Иголкой или бритвочкой, — вздохнула Танька. — Но ты не думай, мне совсем-совсем не больно.
— Ты это, — Борька почувствовал, как холодок пробежал по спине, совсем как летом в пионерлагере, когда зажали у беседки деревенские ребята, и он точно понимал, что будут бить и не убежать, ни спастись уже не удастся. — Ты это. Танька. Переставай. Не надо туда ходить. Это все обман. Нет никакого лесного принца. Не смей. Слышишь? Не смей резать пальцы. Слышишь? Это я все придумал. Нет там ничего. Поняла?