Каждый убивал
Шрифт:
Остановившись перед столом Татарника, Глеб смотрит в пол. В который раз рассматривает геометрический узор ковра, изученный за годы службы до последней ворсинки. Своего рода фронда – не пялиться в лицо начальнику, не ловить его взгляд. Помогает сгруппироваться, чтобы принять неизбежный удар.
– Ты где весь день шляешься?
Начальственный рык ожидаем и поэтому совсем не страшен.
Дальнейшее Глеб пропускает мимо ушей. Как всегда, если отшелушить мат, то останутся пребанальнейшие лозунги: дисциплина, лояльность, организованность… Вроде той лабуды, что печатали в советских газетах. Их желтеющие
Маятник настроения опять раскачивается, но тут на столе Татарника начинает негромко зудеть телефон. Тактичный звук издает аппарат, который связывает шефа с оперативной частью, то есть с самой существенной частью его службы. Но это же не начальство, поэтому и реакция соответствующая – шеф заканчивает гневную тираду и только тогда рявкает в трубку:
– Что у вас еще?
Негодует, что преступления не сообразуются с его рабочим графиком. Вот бы грабили-убивали только с 10 до 19, не захватывая выходные.
Пока он слушает, сердито расправляясь с парой бумажек, застрявших до конца рабочего дня, Глеб поднимает глаза и пытается прочитать по его лицу, в чем там дело… Но долго гадать не приходится.
– Это же дочь самого Бизяева! Немедленно отправляйте дежурного следователя! – кричит в трубку Татарник.
Целых две фразы без народной лексики…
То, что говорят в ответ, наливает его лицо кровью. Взгляд полковника мечется по кабинету и останавливается на Глебе. Не испепеляет его, а наоборот…
Изрыгая многоэтажную матерную тираду – самонаграда за предыдущее воздержание, Татарник приказывает Глебу заняться свежим трупом.
– Не подведи! Я в тебя верю! – подбадривает шеф и тут же к прянику добавляет кнута: – Головы могут полететь, твоя – первая!
Повезло! Как будто специально подгадал! Жизнь идет мне навстречу!
Чтобы скрыть радость от полученного дела, Глеб хмуро сдвигает брови и чуть было не перебарщивает, заикнувшись про конец рабочего дня и про загруженность… Вовремя прикусывает язык и бегом на первый этаж за официальным предписанием.
25. Ада
А что, если меня опять кто-то видел? – пугается Ада, выбегая из дома, который так недолго побыл Светланиным. Где это я?… Точно же не сюда заходила.
Она осматривается. Благоустроенный двор. Впереди детская площадка, чуть левее – спортивная, за ней стоянка с черными джипами и другими дорогими авто. Дом для богатеньких…
Взгляд натыкается на будку охранников у въезда во двор. Седой коротышка в черном напряженно стоит возле однооконной времянки под бурой крышей. Замечает Аду. Внимательно смотрит – как будто сканирует ее взглядом… Его кустистые, сросшиеся на переносице брови нахмурены, лицо серое, тонкие губы сжаты… Вид зверский… Запомнит? Черт, еще вон милицейская машина подъезжает
Надо срочно линять отсюда. Как? Вернуться в подъезд? Ада дергает дверь, чтобы заскочить обратно, но она уже захлопнулась, замок сработал… Как бы спрятаться? Где? Налево нельзя – напорешься на ментов, впереди все просматривается. Значит, направо… Она заворачивает за угол дома и попадает в ловушку. Забетонированная площадка огорожена с трех сторон невысоким кирпичным забором. Можно перелезть через него? Ада подходит вплотную к ограде, перегибается и смотрит вниз… Да это как балкон, под ним подземный гараж и автомойка. Высоко… Спрыгнешь – ноги сломаешь…
Куда деться? А если здесь застукают?
Выглянув из-за угла, Ада делает шаг назад. Увидела достаточно. Трое мужчин стоят у двери, из которой она только что вышла. Одного, невысокого, с глубокими глазницами, она точно знает. Это он был у Анжелы… Это он звонил ей насчет Ники… Какой интересный тип… Но если меня сейчас засечет – неприятностей не оберешься. Регистрация, хренация… «Как вы здесь оказались? Что видели?»
Бесправие «понаехавших»…
Мысль о том, что вот сейчас ухнет в пропасть все, чего она добилась, пронзает Аду. На какое-то время она отключается. Но молния, не задев жизненно важные органы, заземляется, и Ада снова начинает соображать.
То, что было, уже не исправить. Да и вообще – все к лучшему. Анжела наверняка обрадуется тому, что Ника отомщена. Виду, конечно, не покажет, а внутри-то у нее загорится! Сама Светлана организовала убийство или нет – какая разница! В любом случае именно из-за Бизяевой погибла верная подруга Анжелы. Не зря же она занесла Светку в список личных врагов.
Теперь, когда место задушевной – задушенной – конфидентки освободилось… Я могу его занять! Я все сделаю, чтобы стать ей самой близкой! Ей, ее любовнику-следователю… Нужно только выпутаться из этой опасной ситуации…
Действуй!
Дрожа от страха, Ада стаскивает с головы приметную зеленую бейсболку с вышитым логотипом лондонского «Хэрродса» и ищет, как бы от нее избавиться. Явная улика, которую запетали все камеры видеонаблюдения. Глаза уже нашли урну, и рука с бейсболкой зависла над ней, но вовремя останавливается: нельзя оставлять и такой след. Урны для сыщика все равно что сундук с драгоценностями для пирата. Избавлюсь от улики в другом месте. Жаль, конечно, расставаться, с любимой кепчонкой. И зеленый так подходит к моим глазам, к виноградным радужкам, но ничего, переживу… Вообще хочется сдернуть с себя всю одежду, которая впитала в себя трупные миазмы.
Тут Ада вспоминает, что в сумке лежит рыжий парик, который она так и не показала неприветливой Анжеле. Напялив его на голову, она надевает еще и темные очки и, убедившись, что следственная группа уже скрылась в доме, медленно, стараясь быть или хотя бы казаться спокойной, идет по двору, надменно кивает старику охраннику – мол, своя – и высвобождается из ловушки.
Куда теперь? Налево, направо? Где тут метро? Всегдашняя топографическая тупость усиливается. Любой новый адрес она ищет на яндекс-карте и распечатывает схему, чтобы не заплутать. Но чертова Светка неожиданно перенесла место встречи… И где было взять Интернет? Не у Анжелы же просить разрешения присесть за ее компьютер…