Каждый умирает в одиночку
Шрифт:
— Выпроводи его из владений!
Натали щелкнула пальцами так же властно, как и героиня в викторианском романе.
— И так, чтобы он здесь больше не появлялся!
Миллс посмотрел на меня через уголки своих глаз. На его тонких губах была своего рода ухмылка.
— Не появится, — томно заверил он. — В этом вы можете не сомневаться. Пойдем, приятель. Давай прогуляемся до ворот.
Я взглянул на Натали, но она безразлично намазывала поджаренный кусочек хлеба, взгляд ее снова стал пустым и одиноким. Если бы выдавали «Оскар»
— Не хочу надоедать по этому поводу, — обратился я к ней, — но если бы ты сказала мне, где можно найти миссис Серф, то сэкономила бы мое время и избавила бы меня от лишних хлопот.
С таким же успехом я мог обратиться к Великой Китайской стене.
Светловолосый мальчик начал приближаться ко мне.
— В путь, приятель, — ласково произнес он. — Ты и я, вместе.
— Теперь послушай… — начал было я, но меня грубо прервал удар кулака по зубам.
Это был не тяжелый, но молниеносный удар. Я даже не успел его увидеть. Челюсть заболела так, как и должна была заболеть, но я не покачнулся.
— Хорошо, — пробурчал я, касаясь разбитых губ. — Пойдем к воротам. Если ты так себя испытываешь, то я с удовольствием тебе помогу.
Я был так зол, что, даже не взглянув на Натали Серф, быстро спустился по ступенькам. Он последовал за мной. Я был уверен, что одолею его. Я был на четыре дюйма выше, примерно на двадцать фунтов тяжелее и жаждал его крови.
Он сохранял дистанцию, так что, когда мы подошли к воротам, между нами все еще было три или четыре ярда. У ворот я повернулся и стал ждать его. Он все еще выглядел апатичным, и это раздражало меня, потому что обычно парни не выглядят так вяло, когда я собираюсь отдубасить их.
Он легко двинулся на меня, я намеревался ударить левой так, чтобы у него опустились руки, а потом — правой в челюсть, что должно было снести ему голову с плеч. Это был хороший удар; один из моих лучших и тот, что ранее был известен, как никогда не дававший промаха. Он был хорошо рассчитан, он не был перехвачен и был всего на мгновение медленнее, чем вспышка молнии… но он прошел мимо Миллса на добрых три дюйма, и я по инерции полетел вперед. Все, что ему оставалось сделать, — шагнуть и как следует врезать мне. Он быстро провел серию из пяти ударов немножко ниже ремня с силой и скоростью заклепочного пистолета.
Я упал на колени. Дыхание перехватило, сил подняться не было. Он добил меня правой, что было легко. Я мог видеть, как она шла на меня, но я ничего не мог с ней поделать. Она врезалась в мою челюсть с силой кувалды. Я очнулся от накатившей черной волны тошноты и обнаружил себя лежащим на спине, смотрящим на ватные облака, безмятежно плывущие по утреннему небу.
— Не приходи снова, приятель, — произнес голос вдалеке. — Нам не нравится, что ты болтаешься поблизости, так что избавь нас от своих визитов.
Я с трудом вглядывался в смутную, щегольски одетую фигуру,
4
Когда я подошел к своей машине, рядом сидел полицейский верхом на мотоцикле. У него был покорный, скучающий взгляд и вид человека, который ждет у моря погоды.
Увидев меня, он ухмыльнулся, слез с машины, поставил ее на подножку и подошел ко мне.
Весь путь из поместья «Санта-Роза» я проделал довольно уверенно, несмотря на то что у меня закончился запас бранных выражений и я все еще был зол. Моя шея болела так, словно ее отколотили обухом топора, а мой живот сковало кольцом боли, что прибавляло огня моей ярости.
Я был больше разгневан на себя, чем на Миллса. Позволить уличному мальчишке-недорослю побить меня было чем-то, что причиняло боль моей гордости, а когда страдает гордость Маллоя, ку-клукс-клан отдыхает.
— И чего же ты хочешь? — спросил я, достаточно твердо для человека, которому пришлось прожевать полный рот гвоздей. — У меня полно неприятностей и без полиции, так что говори свое дело и проваливай.
Полицейский сочувственно усмехнулся, когда заметил черно-зеленый синяк на моей шее. Он мягко присвистнул и покачал головой.
— Что случилось? — поинтересовался он, облокачиваясь на дверцу машины. — Лошадь тебя лягнула, что ли?
— Лошадь? — произнес я сарказмом. — Думаешь, лошадь так меня пометила? Ты знаешь тот паровой молот, работающий на углу Россмор и Джефферсон?
Он сказал, что да, его глаза широко раскрылись.
— Ну, я просунул свою голову между ним и наковальней и принял несколько ударов, чтобы проверить, насколько я крепкий.
Он медленно переваривал это. Он был человеком, который верит во все, что бы ему ни сказали, даже если бы кто-то сказал ему, что он красив. Но спустя некоторое время он наконец решил, что я все-таки пошутил.
— Умник, а? — произнес он, усмехаясь. — Что ж, хорошо. Это твоя шея. Капитан хочет видеть тебя в управлении. Он приказал мне привести тебя.
— Ты возвращайся и передай, что у меня есть более приятные занятия, чем терять время с идиотом, подобным ему, — сказал я, готовясь сесть в машину. — Это ужасный город, и я должен быть аккуратнее в выборе людей, с которыми общаться.
— Он сказал либо привести тебя, либо принести тебя — выбирай сам, — дружелюбно проинформировал меня полицейский. — Если старик говорит принести, значит, он подразумевает, что я могу ударить тебя по голове своей дубинкой. Жалко добавлять это к твоим синякам, дружище.
— Он не может подобным образом разговаривать со мной! — негодующе произнес я.
— Забавно, но он считает, что может, — ответил полицейский, ухмыляясь.
Он казался добродушным и дружелюбным парнем, так что я ухмыльнулся ему в ответ.