Каждый выбирает для себя
Шрифт:
Глава 22
На следующий день, Ирина дала Шурику отгул, и он решил посвятить выходной день сибаритскому времяпровождению.
Проснувшись около десяти часов утра и приняв прохладный душ, зашел на кухню. Лена суетилась у плиты. На сковороде аппетитно шипели котлеты. «Белобрысая» кошка Люська, недавно принесшая пятерых разноцветных котят, призывно мяукала и крутилась под ногами, в ожидании своей порции в утренней трапезе. Стол украшали чаша со свеженарезанным, помидоро-огурцово-луковым, салатом, заправленным сметаной, аккуратно разложенные ломтики сулугуни и салями «инкрустированные» зеленью с грядки, острый перец и большая ваза с фруктами.
— Доброе утро, хозяюшка, — Шурик выхватил из чашки кусочек огурца и смачно им захрустел, — М-м-м… Хотя бы, ради
— Ради чего? — Лена поставила на стол тарелку с ароматно дымящимися котлетами.
— Чтобы, вот так, просыпаться утром не по заводскому гудку или от звонка будильника, а от запаха разной вкуснятины, которую заботливо готовит для тебя очаровательная женщина.
— Не льсти себе, — девушка улыбнулась, — это не только для тебя. Сейчас Витя приедет. Кстати, ты сегодня, чем занимаешься?
— До завтра, я свободен, как ветер и полностью в твоем распоряжении, моя королева, — Шурик опустил голову в почтительном поклоне.
— Перестань паясничать. Я серьезно. Мы собираемся в бухту Афродиты. Если хочешь, поедем с нами.
— С преогромнейшим удовольствием!
— Вот и отлично, — с улицы послышался шум подъехавшей машины, — О, вот и Виктор. Сейчас перекусим и — в путь…
Море уже чувствовало приближение холодных дней, становилось все более агрессивным и суровым. Шквалистый ветер с шумом нагонял на берег высокие бурные волны, срывал с них белые шапки пены и бросал в уже немногочисленные лица ловцов еще теплых солнечных лучей. Этакое буйство природы подстегивало любителей экстрима. Крутые трех-пяти метровые завитки непослушных прядей морской воды, то тут, то там были унизаны хрупкими, по сравнению с их величием, досками серфингистов.
Старенький «Опель» съехал на «грунтовку», ведущую прямо к дикому пляжу, усеянному крупной галькой. Справа и слева его ограждали высокие утесы, причудливой формы, уходившие своей грудью глубоко в воду. Море здесь было относительно спокойным. Эта живописная бухта редко привечала отдыхающих. Большинство из них предпочитали цивилизованное безделье с продавцами мороженного и пива, шезлонгами и душевыми кабинками.
— Я — купаться! — радостно вскрикнула Лена, выскочила из машины, и на ходу сбрасывая легкий халат, побежала к морю.
Виктор, не спеша, открыл багажник. Достал оттуда широкое покрывало и корзинку с едой.
— Пойдем, разложимся, — предложил он Шурику. Тот согласно кивнул и, засунув руки в карманы, пошел следом.
Когда снедь была распакована, Виктор скинул рубаху и улегся на покрывало.
— А у тебя Шурик, потрясающая способность в короткие сроки становиться знаменитым, — без предисловий начал он.
— Что ты имеешь в виду?
— Да то и имею. Не успел появиться в городе, а тобой уже интересуются сильные мира сего.
— Если ты о Круглом, то было дело. Пощипал я его пацанов. Они обиделись и, наверное, наябедничали ему.
— Да, Ашот-то — хрен с ним. Тут дела покруче… Тебе Лена говорила, где я работаю?
— Нет. Такой темы не было, а что?
— Ничего. Мент я. Опер из убойного.
— Мне надо испугаться?
— Не ерничай, Шурик. Дело вполне серьезное. С больших «верхов» пришла твоя фотография с устным предписанием: при возможном появлении, немедленно доложить и держать на контроле до особого распоряжения. Я не спрашиваю, кому ты перешел дорогу, и почему тебя ищут. Знаю, что ты не уголовник и статьи за тобой нет. Знаю, также, что ты Ленкин друг и мне этого достаточно. Сдавать я тебя не собираюсь, потому что спинным мозгом чувствую — дело нечистое. Просто предупреждаю — уходить тебе надо. Мои «барабаны» уже настучали, что аналогичная «малява» разослана всем местным жуликам. Так что, у тебя нет шансов остаться здесь незамеченным. Мы с Леной уже говорили с одним морячком-рыбачком. Завтра утром, его «Юнона» выходит в море. Пойдешь с ними, матросом. Дальше смотри сам. Они могут высадить тебя в любом месте.
— Спасибо, конечно, за заботу, но…
— Саня, давай, без «но». Это не дискуссия. Это окончательное решение. Если тебе безразлична твоя жизнь, то подумай, хотя бы о Лене. Не хочу выражаться высокопарно, но ты подвергаешь ее большой опасности, и меня может не оказаться рядом в нужную минуту. Я не прощу этого ни
Они беззаботно плескались в море, загорали, болтали о всякой ерунде. Мужчины, всем своим видом показывали всяческую отрешенность от повседневных забот. День прошел весело и непринужденно.
Солнце стало клониться к закату. Заметно посвежело. Виктор предложил собираться домой. Возражений не поступило, и вскоре, «Опель» закружил по прибрежному серпантину.
Уже почти стемнело, когда машина медленно, тихо шурша шинами, подкатила к дому Лены. Шурик открыл дверцу, но задержался. Какое-то призрачное движение в саду привлекло его внимание. «Гранд? Нет. Он бы уже у забора скакал. Кстати, почему его не видно. Может, показалось, а дурная собака охотится за полевками на заднем дворе? В свете последних событий, все это, довольно странно».
— Витек, ну-ка, потуши фары. Мне кажется, имеет место, как у вас говорят, незаконное проникновение на частную территорию.
— Ты уверен? — Виктор интуитивно потянулся к левой подмышке. Потом, тихо выругался: он был без оружия, и отключил свет.
— Нет, но осторожность не помешает. Я пошел. Если что — на шум сориентируешься. Пока, никуда не суйся.
Шурик пригнулся и крадучись пробрался к забору. Через живую изгородь ежевичных зарослей трудно было что-либо разглядеть. «Если это по мою душу, то их там не меньше трех. Наверняка учли последний опыт. Значит на моей стороне, только эффект неожиданности. Попробуем пройти через границы „сопредельного государства“. Надеюсь, Иосиф Аронович, в обиде не будет». Фасадный забор дантиста Шварцмана не представлял собой непреодолимого препятствия, даже для тети Фаи, его жены, «золотого самородка», весом под центнер с гаком, при росте — метр с шиньоном, на коньках и в прыжке. Легко перемахнув этот «бордюр», Шурик угодил прямо в розовый куст. Обозначив движением губ, готовые вырваться на волю, слова справедливого негодования, он вытащил из ноги два шипа и направился в глубь участка, вдоль символической межи, обозначенной метровым штакетником. Когда глаза окончательно привыкли к темноте, и Шурик смог ориентироваться, его периферийное зрение опять уловило изменение формы теней у входных дверей коттеджа, а слух уловил шорох нейлоновой ткани и очень знакомый, тихий стук ременного карабинчика о металл автоматного ствола. Он пристально всмотрелся во мрак. Один из незваных гостей прятался за стволом развесистой яблони. Видимо, устав от ожидания, человек изредка переминался с ноги на ногу. «Вооружены и очень опасны, — подумал Шурик, — собрались, как на войну. Неужели вся эта хрень из-за какого-то клочка бумаги? Эх, Мишаня, Мишаня. Царствие тебе, конечно, небесное. Но, ты один, пока, обрел успокоение». Шурик прошел немного дальше, с таким расчетом, чтобы строение перекрыло его от случайного взгляда незнакомца, и перешагнул через забор. Метнулся к стене и вжался в нее. Прислушался. Нет, вокруг, по-прежнему, было тихо. Обошел дом сзади, по периметру. Никого. «Очень неосмотрительно с вашей стороны, господа бандиты. Рассчитывали на мою курортную расслабленность и безмятежность? Это вы зря». Шурик заглянул в сарай, где хранились садовые инструменты, и взял с полки небольшой топорик для рубки сучьев. Взвесил его в руке. «Что ж, вполне сойдет за оружие…».
От широкой спины противника его отделяло около пяти метров. Промахнуться было невозможно, и Шурик не промахнулся. Топор глубоко вонзился между лопаток «часового» и тот с глухим стоном повалился на землю. Подобрав его автомат, Шурик на цыпочках поднялся на крыльцо. Прислушался у закрытой двери. Из дома не доносилось ни звука. Перекинув оружие за спину, он подошел к толстым лианам виноградной лозы, прочно цеплявшимся за балкон второго этажа, и вскарабкался по ним наверх. Оказавшись в своей комнате, снова прислушался. Снизу донеслись сопение и скрип кожаной обивки мягкой мебели. Шурик вышел на лестничную площадку, огороженную резным деревянным парапетом, и всмотрелся вниз. Три человека расположились в креслах и на диване. Четвертый, опершись на старинный комод, стоял у зашторенного окна и периодически осматривал двор через щель в гардинах.