Каждый за себя

Маринина Александра

–  Фамилия по отчиму, он меня удочерил. А по рождению я Мельникова.
– Я вперила в Дениса невинный и одновременно нахальный взгляд, чтобы у него не оставалось опасных иллюзий насчет моей недогадливости.
– Разве вам Денис не говорил? Странно. Он прекрасно это знает.

–  Ладно, пап, пошли программу ставить, - заторопился юный националист.

–  Успеем, я еще чай не допил, - спокойно ответил Владимир Петрович.
– Ника, вы мне не нальете еще чашечку? У вас дивные пирожки, просто не могу остановиться,

еще хочется.

–  Спасибо, - я расцвела улыбкой.
– Может, вы голодны? Могу предложить бараньи котлеты, суп, салат, рагу из телятины.

–  Я бы с удовольствием пообедал, если вас не затруднит.

–  Пап, ну ты что, жрать сюда пришел, что ли?
– возмутился Денис.
– Пошли делом займемся.

–  Денис, не будь грубым. Я тебя люблю, ты мой сын, но ты не центр вселенной. Я поставлю тебе программу, но дай же мне пообщаться с привлекательной женщиной.

–  У тебя жена есть, какие еще женщины?!

–  Кроме жены, с которой я живу и ращу детей, есть огромное число людей, с которыми я общаюсь. И приятных среди них куда меньше, чем неприятных. Мне есть о чем поговорить с Никой, а если тебе скучно слушать наш разговор, ты можешь пойти к себе.

Ох, ничего себе папаша у нашего Дениса! Ну и характер. Интересно, что получилось бы, если бы ему пришлось жить вместе с Адочкой? Зато я теперь понимаю, почему Мадам от него ушла и предпочла куда менее красивого (хотя, безусловно, очень привлекательного) и менее яркого Гомера. Наталья с таким мужиком просто не справлялась. Ей с ним было плохо. А мне было бы, пожалуй, хорошо, я не стремлюсь к лидерству, зато ценю ум, характер и самобытность.

Недовольный Денис гордо покинул пищеблок, а я принялась изображать гостеприимную хозяйку. Эдакую маленькую хозяйку эдакого большого дома. Я порхала по просторной кухне, подавала, наливала, накладывала, улыбалась и щебетала. Владимир Петрович ел и нахваливал.

–  Вам трудно здесь, Ника?

Я на мгновение задумалась. Трудно ли? Не знаю. Я не думаю об этом. Потому что, когда у меня есть цель, я не оцениваю процесс с точки зрения трудности, я оцениваю его только с точки зрения эффективности.

–  Нормально, - коротко ответила я.
– Это обычная хорошо оплачиваемая работа, с которой я справляюсь.

–  Но ведь она вам не нравится?

–  Нет, - честно ответила я.
– Не нравится. Мне нравится лечить людей и спасать тех, кто нуждается в экстренной помощи. Это моя профессия, и это я умею делать.

–  Наташа вас сильно достает?

В его словах было больше утверждения, чем вопроса.

–  Нет, не сильно. Мы с ней нормально ладим. Чай или кофе?

–  Кофе, если можно. А Денис? Он вас не обижает?

–  Володя, меня трудно обидеть, я ведь не барышня, я взрослая женщина, достаточно умная, чтобы не обижаться на детей Я правильно догадалась,

за глаза Денис называет меня нацменкой?

Он не ответил, из чего я сделала вывод, что догадалась правильно.

–  Не беспокойтесь, в глаза он этого не говорит. Правда, частенько подшучивает надо мной, но беззлобно.

–  Как именно?
– встревоженно встрепенулся Владимир Петрович.

–  Видите ли, я родилась и выросла в Ташкенте, я люблю пить чай из пиалы и с орехами, а арбуз ем ложкой и с белым хлебом. Ему это и многое другое кажется смешным, и он называет это восточными примочками. Это не обидно, честное слово.

–  Я поговорю с ним.

–  Не нужно, - испугалась я, - ни в коем случае, прошу вас, Володя. Не надо ничего говорить Денису. Я же сказала, мы с ним нормально ладим. Да мы, в сущности, почти и не общаемся, так только, на кухне, по поводу еды.

Неожиданно он взял меня за руку и погладил ладонь.

Пальцы у него были теплыми и сильными, и у меня снова мелькнула мысль о том, что с таким мужчиной мне, наверное, было бы очень хорошо.

–  Вы замечательная, Ника.

–  Спасибо, - прошептала я.

Вообще- то, я собиралась сказать это нормальным голосом, но от волнения горло у меня перехватило и звуки из него вылетали какие-то невнятные и сипящие.

–  Я хотел бы снова с вами увидеться. Это возможно?

"Да, да, да!!!" - кричала я маленьким язычком. Уже больше года я не улыбалась мужчине как именно мужчине, а не хозяину, продавцу или случайному прохожему.

Уже больше года никто не брал меня за руку, не говорил, что я замечательная и не гладил мою ладонь. Уже больше года я не чувствовала себя женщиной. Но большим языком сказала совсем не то:

–  Вряд ли. Я очень привязана к дому, не могу оставлять Николая Григорьевича одного. И потом, врать я не люблю, а если скажу правду, это может не понравиться Наталье Сергеевне, и она меня уволит. Мне нужна эта работа, я без нее пропаду. Мне жить негде.

–  Уверяю вас, Наталье глубоко безразлично, с кем я встречаюсь, мы расстались восемнадцать лет назад.

–  Володя, если бы ей было безразлично, она не уходила бы из дома и не избегала бы вас. Поверьте мне, я все-таки женщина. Я не могу так рисковать.

–  А если бы не все эти обстоятельства, вы бы согласились?

–  Да, - твердо ответила я.

–  Но я могу вам хотя бы позвонить?

–  Безусловно. Но желательно, чтобы Натальи Сергеевны и Дениса при этом не было дома.

Сердце у меня колотилось как безумное, я утратила навык флирта и сейчас с трудом его восстанавливала.

И снова удача! Едва я отняла свою руку, как снова появился Денис.

–  Я только что матери звонил, она через час будет дома, - хмуро и нервно заявил он, - Пошли уже, хватит общаться.