Каждый за себя
Шрифт:
– Неужели у вас за столько лет не было по-настоящему толковых учеников?
– не поверила я.
– Были. И немало. Да только где они сейчас?
– А где?
– Где угодно, только не в милиции. В службах безопасности всяких фирм и банков, в частных детективных агентствах, еще бог знает где. И среди них есть такие, кто справился бы с твоим делом. Но - за деньги.
Бесплатных гамбургеров не бывает, сама небось знаешь.
– И сколько такая работа может стоить?
– Две - две с половиной тысячи долларов. Может быть, и три. А может быть, и все десять. Шантажиста нужно сначала найти, а потом утихомирить. Если бы на твоем месте сейчас стояла твоя хозяйка, она назвала бы мне пару-тройку фамилий своих коллег, от которых можно
А если не знать даже приблизительно, кого отрабатывать, то все может усложниться. Поняла?
– Поняла, - понуро ответила я.
Две с половиной тысячи долларов. А может быть, и три. Это почти все, что у меня есть. А если все десять?
И снова я стою у развилки и вынуждена принимать решение. По какой дороге пойти? Заплатить, отдать все, что удалось скопить, и начать все сначала в надежде на то, что Николай Григорьевич проживет еще много лет?
Или не платить, и пусть все идет как идет, и пусть будет скандал, и пусть Старый Хозяин обо всем узнает и…
Что - и? Переживет как-нибудь? Или выдаст такой приступ, от которого его не спасут самые лучшие врачи? И я останусь без работы… И ничего уже не смогу накопить.
– Мне нужно подумать, дядя Назар.
– Это само собой, - охотно согласился он.
– Деньги немалые, обязательно надо подумать как следует. Время у тебя есть пока до пятницы, это три полных дня, а потом, если правильно себя поведешь, он тебе еще парочку дней подкинет. Так что подумай, не торопись. Но и не тяни, ребятам для работы тоже время нужно, они тебе такой объем за один день не выполнят.
– Дядя Назар, а вы сами тоже за деньги работаете?
– - Я?
– Он равнодушно пожал плечами, будто мой вопрос не задел его и не обидел.
– Нет, мне хватает зарплаты, хотя она, конечно, до смешного маленькая. Но у меня запросы небольшие, я ведь почти старик, много ли мне надо? На работе в форме хожу, ее бесплатно выдают, а вне работы и в старой одежде сойдет, в мои годы модничать не пристало. В еде я неприхотлив, да и ем немного, не обжорствую. Машины у меня нет, так что ни на бензин, ни на ремонт не трачусь. Знаешь, детка, чем у человека меньше имущества, тем меньше денег ему нужно, чтобы прожить. Странный закон, да? А ведь правильный!
Имущество - оно прожорливое, ненасытное, оно на себя затрат требует. Купил большой дом - ремонтируй его, обставляй, содержи, котельная там какая-нибудь, бассейн, сад, охрана, садовники. А живешь в малогабаритной квартирке, так и денег на все это не тратишь. И потом, Ника, ты меня с молодыми операми не равняй, я один, жены у меня нет, зато сын есть, он хорошо зарабатывает и меня всем необходимым обеспечивает. Я имею в виду, тем, чего я на свою зарплату купить не могу. А у молодых оперов у самих дети, которых надо содержать, и жены, которые все требуют, требуют, требуют…
Он безнадежно махнул рукой и потянулся за очередной "беломориной".
– Ладно, детка, иди домой, поздно уже. Пошли, провожу тебя до подъезда. Вот тебе мой телефон.
– Никотин протянул мне визитную карточку, которую достал откуда-то из-за пазухи, вероятно из кармана пиджака, который был, как я думаю, таким же старым, немодным и мятым, как и его плащ.
– Ты мне завтра обязательно позвони. Независимо от того, что ты надумаешь. Я должен знать, как у тебя дела.
– Почему?
Вопрос был глупым, но мне было все равно. Названная Никотином сумма, с которой мне, по всей вероятности, предстояло расстаться, подавила все прочие эмоции и благоразумные порывы.
– Потому что ты мне нравишься, - он улыбнулся.
– У тебя приятный голос, красивое лицо и замечательная
Он вошел в подъезд вместе со мной, и, пока мы ждали лифта, я при нормальном освещении сумела наконец рассмотреть как следует своего нового знакомца. Н-да, на роль благородного отца семейства его не утвердили бы не только в Голливуде, но и на "Мосфильме". Некрасивенький, какой-то плюгавенький, все лицо в глубоких морщинах, на голове три волосины. Но глаза! Яркие, умные, цепкие, живые. Наверное, он украл эти глаза у своего сына. Это были глаза веселого и неунывающего сорокалетнего мужика, уже кое-что повидавшего в жизни и даже успевшего это осмыслить, мужика, сознающего свою неотразимость для женщин. Это были глаза мужчины, твердо верящего, что для него нет ничего невозможного. Это были глаза победителя.
К моему возвращению с вечернего "собакинга" дома образовался полный сбор, и Гомер вернулся со своего делового ужина, и Денис притопал. Окефиренный и отвороженный Главный Объект даже успел лечь спать.
– Как ваша голова, Ника?
– заботливо спросила Наталья.
– Спасибо, прошла. Все нормально, Наталья Сергеевна.
– Может, все-таки таблетку какую-нибудь выпьете?
Ой, не могу, держите меня семеро! Она еще будет учить меня, медика с высшим образованием, как мне лечиться! Ученого, говорят, учить - только портить. Но до чего ж она, бедняжечка, боится, что я заболею… А что, если нахально спекульнуть этим ее опасением? Кто знает, может, мне завтра свободное время понадобится.
– Вы завтра дома?
– спросила я как бы между прочим.
– А что? Вам надо отлучиться?
– Еще не знаю. Но если завтра голова опять меня замучает, то надо будет подъехать к знакомому доктору в поликлинику, пусть снимок черепа сделают - нет ли внутричерепного давления, чтобы я точно знала, какие препараты принимать.
– Конечно, Ника, конечно, поезжайте. Со здоровьем шутить нельзя. Я завтра буду дома, так что можете рассчитывать.
Ну вот и славненько. Теперь остается только простерилизовать кухню после вечернего кормления, налить животным свежей воды на ночь, и можно запираться в своей комнате и начинать обдумывать предложение Никотина. Через сорок минут я приняла душ, надела халат и закрыла дверь в кабинет Адочки. Времени у меня не так уж много, до утра всего, и за это время я должна принять решение. Итак, что мы имеем? Четыре с половиной тысячи долларов, накопленные ценой всяческих лишений, фактически - ценой утраты женственности. Чем еще я располагаю? Одеждой из бутиков, а также несколькими цацками, которые в скупке примут по цене лома. Могу я расстаться с тряпками? Наверное, могу, все равно при том образе жизни, который я теперь веду, они мне не нужны.
Куда их надевать-то? Жарить отбивные в костюме за тысячу долларов? Или, может, поливать цветочки в летнем платьице от Кензо? К тому времени, когда я встану на ноги и снова смогу все это хоть куда-то носить (если такое время вообще настанет), эти милые тряпочки за бешеные бабки уже давно выйдут из моды. А с какой любовью я их выбирала! И Олег был рядом, терпеливо пережидал мои примерочные страдания и щедро доставал купюры из бумажника. Хорошее было время! Господи, как давно это было…
Я на цыпочках выкралась в длинный коридор, застроенный сплошным шкафом-купе, где мне отвели отдельную секцию. Неслышно отодвинула зеркальную дверцу, включила подсветку. Вот это черное длинное платье-стретч мы покупали, когда получили приглашение в ресторан на празднование дня рождения Олежкиного шефа. Олег тогда долго придирался и говорил, что я должна быть на этом сборище самая красивая и он не позволит мне выглядеть абы как. А вот этот костюмчик я покупала одна: Олег выдал мне перед Новым годом некую сумму и сказал, чтобы я сама выбрала себе подарок.