Каждый за себя
Шрифт:
– Даже не буду спрашивать, что сделали с уродом, – хмыкнул Винс.
– И я не стала, – согласилась Су Мин. – У Мэрилин, если ее разозлить, фантазия богатейшая. А за девочек своих она вообще любого порвет.
Собеседница чуть помолчала:
– Винс, а зачем ты просил привести Санни?
– Кару занять, – пожал плечами рейдер. – Заскучает ведь, устроит стрип-соревнование с переходом в дебош. А на него она запала.
– Вы странные корпы. Даже для рейдеров, – девушка не удивлялась, скорее констатировала.
–
– Бои насмерть?
– Разумеется, – кивнул Винс. – Там ставки выше и плата тоже.
* * *
Мистер Эдтон сидел на узкой койке в камере и стискивал голову руками. Всего несколько дней назад у него было все – должность, положение, перспективы, неплохой доход, и вдруг из-за какой-то дебиловатой девки жизнь перевернулась с ног на голову!
Что такого в этой Айе Геллан? Вот что? Тихая, услужливая. Незаметная. Да на неё даже сверстники, готовые в этом возрасте кидаться на всё, у чего есть сиськи, не смотрели! Хотя какие там сиськи… Ал вспомнил тощую, длинную, как монорельс, рыжую девчонку, всегда и на всех смотревшую будто бы слегка исподлобья.
Большинство старшеклассниц уже вовсю трахались, а эта сидела над книжками или зубрила уроки. Да был бы толк! Ведь дура дурой! Кому только понадобилась.
А теперь из-за этой… Мистер Эдтон едва сдержал стон.
На соседней койке лежал, отвернувшись к стене, безучастный ко всему Джо. Их поместили в общую камеру, проинструктировав, что любые попытки выяснения отношений, как то – мордобой, вопли, взаимные угрозы, будут пресекаться жёстко и болезненно для обеих сторон.
Впрочем, Джо и Ал не собирались драться. Их обоих настигла жесточайшая апатия, обоим стало понятно: жизнь, ещё вчера бывшая такой полной (достаточно вспомнить маленькие радости Джо, через койку которого прошли все смазливенькие старшеклассницы), вдруг закончилась. Совсем. Без возврата.
И даже чёрт бы с ними – с положением, с перспективами, с должностью! Тут бы просто сохранить голову на плечах. Голову и жизнь. Пусть совсем скатиться вниз, лишиться всего, драить сортиры в забегаловках, но жить – жить! Однако обвинения, выдвинутые мисс Ховерс, не оставляли сомнений в будущей судьбе и директора, и начальника СБ.
– Как ты думаешь, Джо, – спросил Аллан хрипло, – что с нами будет?
– А тебе не всё равно? – не поворачиваясь, буркнул в ответ Рик.
– Нет… – его сокамерник снова стиснул голову руками. – Нет.
– Ну, ок, – Джо сел и впервые за последние сутки посмотрел на друга. – Я тебе
Мистер Эдтон побледнел от того, насколько неживым и бледным было лицо собеседника.
– С таким здоровьем, как у тебя, вряд ли светит попасть в лабораторию. Поэтому, скорее всего, просто усыпят по приговору. Меня, – он нервно хмыкнул, – меня ещё можно на опыты. Или на органы. Тоже по приговору. Разберут и отправят всё нужное в криокамеры. А может, предложат сыграть. И если предложат, я соглашусь. Хоть какой-то шанс.
– Во что сыграть? – спросил Ал.
– Во что бы ни предложили, – с этими словами Джордж опять лег и отвернулся к стене.
* * *
В кабинете агента Ленгли верхние лампы были выключены, вместо них горели боковые софиты, дающие мягкий тёплый свет. Столик в зоне отдыха был сервирован на четверых, пахло кофе…
Эледа, окинув взглядом неожиданно изменившийся интерьер, удивилась:
– Ты кого-то ждешь?
Джед расслабленно сидел в кресле и улыбался с явным предвкушением:
– Жду. И мне для предстоящей встречи нужна спокойная атмосфера.
– Вот как? – девушка положила на стол рабочий планшет. – Здесь отчеты по каждому из направлений. Я все систематизировала, отжала лишнее, убрала повторяющееся, можешь ознакомиться.
Ленгли кивнул и неожиданно спросил:
– Вы хорошая актриса, мисс Ховерс?
Эледа изумленно вскинула бровь и сказала:
– Моей гувернанткой целых пять лет была Софи Корин. Не знаю, делает ли это меня хорошей актрисой, но золотой девочкой – точно.
Настал черед Джеда недоумевать:
– Софи Корин? Кто это?
Собеседница рассмеялась:
– Одна актриса из Бродвей-холла. Не очень известная, но весьма яркая. Если когда-нибудь окажешься у меня дома, покажу снимки. Мой отец… был большим поклонником её таланта. Во всех смыслах.
Ленгли хмыкнул:
– И что, она преподавала тебе актерское мастерство?
Девушка уклончиво ответила:
– Скорее учила общению с мужчинами. На личном, так сказать, примере. Когда мы выходили гулять в Центральный Парк, не было ни одного представителя сильного пола, который не свернул бы себе шею, провожая взглядом мою дуэнью.
Джед покачал головой:
– Она была актрисой какого-то определенного жанра?
– Да, – кивнула Эледа, – в основном драмы. Но либо играла во втором составе, либо получала мелкие незначительные роли.
– Драматический жанр. Я не очень смыслю в театре, но вроде бы он считается самым сложным?
– Самым сложным жанром, агент, считается фарс, – усмехнулась Эледа. – И она его прекрасно освоила, оставив сцену ради карьеры гувернантки. А уж сколько ей за это заплатили… впрочем, ладно. Так зачем тебе мои актерские данные?