Казино «Dog Ground»
Шрифт:
— Погляди, Витек. Эта стена не несущая? Заметано. Стену снесем. Гостиную и холл объединим. Спальню можно оставить. Только дверь прорубим тут. Старую замуруем. Заметано. Кухню с гостиной заделаем вместе… Я в Штатах видел. Ванную и сортир соединяем. Витек, погляди, сюдаджакузи встанет? Заметано.
Завтра утром привезешь сюда Славика. Вера Николаевна, — обратился Вадик к маме, — Вера Николаевна, завтра в девять у вас будет мой архитектор, Славиком звать. — Не дождавшись реакции мамы, Вадик уже приказывал шоферу:
— Витек, скажешь Славику, чтобы картинку нарисовал. Все измерил.
— Но мы еще тут живем! — нерешительно сообщила мама. Мы, привыкшие считать переезд делом не одного месяца, понять ничего не могли. Вадик попросил маму позаниматься с Элеонорой.
— Вера Николаевна, вы время не теряйте. Проводите урок с дочкой. Я для вас пока квартирку подберу. — Вадик повторил еще раз, что все заметано, вытер нос дочке и усадил ее за рояль. Под старательный долбеж Элеоноры мы с папой с изумлением наблюдали за бурной деятельностью Вадика.
— Витек, ты пока по ихнему телефону позвони Коляну. В две трубки быстрее… Пусть подъедает на фирму к Додику, оттуда отзвонит мне с предложением. Нужна трехкомнатная… — Вадик уже обращался к папе:
— Вам в каком районе подойдет?
Вадик спросил это таким тоном, как спрашивают на раздаче в диетической столовой: «Вам котлету с подливкой или без?» Папа промычал в ответ что-то невразумительное, а Вадик уже говорил по своему радиотелефону с конторой приватизации. Через пятнадцать минут наша квартира в Доме полярников превратилась в диспетчерский пункт. Старенький телефонный аппарат, казалось, скоро начнет дымиться…
Вадик отвечал на звонки, давал распоряжения в свою радиотрубку. Витек накручивал диск нашего аппарата… Не успела Элеонора отбарабанить свою пьесу, как появился человек в кожаной куртке и сообщил, что нам пора спускаться. Внизу ждет машина. Пора ехать выбирать новое жилище. На улице Вадик с нами распрощался. Он спешил в аэропорт встречать американского бизнесмена, ранее проживавшего в Ростове, по имени Толян. Вадик попросил нас покатать Элеонору.
— С Толяном придется «принять», а девочке это не интересно.
В слове «принять» Вадик сделал ударение на первом слоге. С приходом на трон лидера перестройки ударения во многих глаголах стали менять привычное место.
— Дочка с вами покатается, а потом Додик (так звали человека в кожаной куртке) отвезет ее домой.
Попрощавшись с нами за руку, Вадик укатил на своем «БМВ».
Элеонора сидела на заднем сиденье, между мной и папой. Маму Додик усадил на переднее.
— У тебя есть компьютер? — спросила Элеонора и шмыгнула носом. Компьютера у меня не было. — А во что ты играешь? — удивилась Элеонора.
Когда после путешествия в Митино, Бирюлево и Медведково мы вечером оказались на своей кухне, от дневного оптимизма не осталось и следа. Мама на скорую руку варила пельмени. Жалобно попискивал почерневший, не раз забытый нами на плите чайник.
Папа глядел в окно. Там внизу, во дворике грустно сидел бронзовый Гоголь. На голове Николая Васильевича ворковал московский сизарь. Его намокшая подруга принимала знаки голубиного внимания с плеча писателя.
— Как мы затащим на десятый этаж наш рояль? — спросила мама, чтобы просто что-нибудь сказать.
— Что, если Вадик купит
За спиной бронзового писателя доживал старенький московский особнячок, где классик провел свои последние годы. Сидячий памятник перенесли сюда-с Гоголевского бульвара еще до моего рождения. Мальчиком я часто рассматривал долгий унылый позеленевший нос, торчащий из-под плаща. Мне казалось, что Гоголь сейчас чихнет.
— Интересно, сколько времени займет дорога от вашей новой квартиры до моего института? — спросил папа и опять замолчал. Мама не ответила.
— Что тебе делать в институте? Зарплату все равно никто тебе платить не собирается, — ответил я, думая о своем.
Папа и покойный мамин дедушка сходились на том, что «сидячий» Гоголь куда лучше того, что теперь стоит на Гоголевском бульваре.
— Тьфу! — говорил мамин дедушка. — Новый на купца смахивает, стоит и в книжицу барыши записывает.
— Теперь черта с два в театр попадешь или в консерваторию! Как я буду жить без концертов? Из этой дыры вечером не выберешься?! — сказала мама, разливая чай.
— Мы и так два года нигде не были… — ответил папа.
Чай пили молча. На уголок кухонного стола вылез здоровенный таракан. Насекомое, удивленное нашим присутствием, пошевелило усами и смылось.
В тараканьей голове не укладывалось, как мы могли собраться на кухне и молчать…
Мы молчали, потому что каждый понимал — предстоит не просто переезд в другой район, предстоит разлука с нашей Москвой.
— Пора спать, — сказал папа.
Я поглядел на часы — без десяти одиннадцать.
Мы так рано никогда не ложились. Я лег, потушил свет и закрыл глаза. Почему-то припомнилось, как мы с папой год назад навестили его старую квартиру в Скатертном переулке. Дом, где папа родился и вырос, по-прежнему стоит на своем месте. В квартире жили новые люди. Из прежних жильцов сохранилась одна Кира Владимировна. Старуха невероятной толщины с трудом признала папу, а он ее. Папа рассказал: в молодости Кира Владимировна танцевала в труппе Московского мюзик-холла. Я не сумел представить, как эта бесформенная туша умудрялась отплясывать канкан. Я зажег лампочку и закурил. Раскрыл семейный фотоальбом. Часть фотографий, не закрепленных клеем, вылетели на пол. Я поднял пожелтевший снимок: мне три года. Я сижу на бронзовом льве. Львы, поддерживающие фонари в начале Гоголевского бульвара, поначалу казались мне огромными. По мере того как я рос, львы уменьшались… Я затушил сигарету, погасил свет.
Из башки, как из испорченного компьютера, стали вываливаться обрывки бессмысленной информации. Огромный дом, напротив нашего, через бульвар.
Мрачные арки проходного двора. Мне пятнадцать лет. Я зажал Вальку Пятыхину в подъезде у батареи.
Глаза у Вальки темные и бесстыжие. Валька нехотя отбивается. Когда моя рука торопливо находит маленькую острую грудь, девчонка затихает…
Утром всех разбудил архитектор Славик. Молодой человек еще раньше успел побывать в Бюро инвентаризации. Теперь, располагая поэтажным планом квартиры, он дотошно исследовал каждый уголок. Не успел удалиться Славик, в дверь позвонили два парня.