Казино смерти
Шрифт:
— Черта с два. Она — уродина. Редко выходит из дома. А когда выходит, надевает шляпу и закрывает шарфом лицо, чтобы не пугать детей.
Такая агрессивная злоба в сочетании с желанием причинить как можно более сильную эмоциональную боль служила наглядным подтверждением того, что идеальное лицо Датуры не имело ничего общего с ее сущностью и фактически было всего лишь маской. Чем дольше атаковала она официантку коктейль-холла, тем более прозрачной становилась маска, а из-под нее все явственнее проступало нечто такое страшное,
— Ты, Мариан, еще легко отделалась. У тебя больше ничего не болит. Ты можешь уйти отсюда в любое удобное тебе время. Но поскольку твои сестры остались живы, вернее, живо то, что от них осталось, они будут страдать годы и годы, до конца их несчастных жизней.
Той незаслуженной вины, которую Датура наваливала на плечи этого несчастного призрака, вполне хватило бы для того, чтобы Мариан оставалась среди этих руин еще десять, а то и сто лет. И проделывалось все это лишь с одной целью: заставить бедную душу проявить себя визуально.
— Я разозлила тебя, Мариан? Ты ненавидишь меня за то, что я рассказала тебе, какими стали твои сестры?
Ответил Датуре я:
— Это отвратительно, мерзко, а главное, не принесет результата. Все зазря.
— Я знаю, что делаю, беби. Я всегда точно знаю, что делаю.
— Она не такая, как вы, — гнул я свое. — Она не может ненавидеть, так что вам не удастся разъярить ее.
— Все ненавидят, — возразила она, и от ее убийственного взгляда у меня существенно понизилась температура крови. — Ненависть заставляет мир вертеться. Особенно для таких девушек, как Мариан. Из всех ненавистников они — самые лучшие.
— Да что вы знаете о таких девушках, как эта? — презрительно, сердито спросил я. Сам же и ответил: — Ничего. Вы ничего не знаете о них.
Андре шагнул но мне, оставив лампу Коулмана на месте, Роберт одарил злым взглядом.
А Датура не унималась, не зная жалости:
— Я видела твою фотографию в газетах, Мариан. Да, я порылась в архивах, прежде чем прийти сюда. Я знаю лица многих людей, которые умерли здесь, потому что, если я встречу их… когда я встречу их с помощью моего нового бойфренда, моего маленького странного бойфренда, я хочу, чтобы встречи эти стали запоминающимися.
Высокий широкоплечий мужчина с короткой стрижкой и глубоко посаженными злыми зелеными глазами наконец-то объявился, но меня так отвлекла непрекращающаяся атака Датуры на официантку коктейль-холла, что я упустил момент его прибытия и увидел, лишь когда он оказался в непосредственной близости от нас.
— Я видела твою фотографию, Мариан, — повторила Датура. — Ты была симпатичной девушкой, но не красавицей. Достаточно симпатичной, чтобы мужчины использовали тебя, но не столь симпатичной, чтобы ты могла использовать мужчин и получать от них
Стоя в каких-то десяти футах от нас, восьмой призрак выглядел таким же злым, как и при нашей первой встрече несколькими часами раньше. Сцепленные зубы. Сжатые в кулаки пальцы.
— Мало быть достаточно симпатичной. — Датура все говорила. — Симпатичность хороша в молодости, а потом быстро увядает. Если бы ты осталась жива, тебя ждали бы годы работы официанткой коктейль-холла и разочарование.
Мужчина с короткой стрижкой уже стоял в каких-то трех футах за спиной опечаленной донельзя души Мариан Моррис.
— Придя на эту работу, ты питала радужные надежды, — добивала призрака Датура, — но работа эта оказалась тупиком, и скоро ты поняла, что потерпела неудачу. Женщины вроде тебя как-то живут, общаются с сестрами, подругами, но ты… ты подвела своих сестер, не так ли?
Одна из ламп Коулмана ярко вспыхнула, померкла, вновь ярко вспыхнула. Тени разбежались в разные стороны, надвинулись, разбежались вновь.
Андре и Роберт посмотрели на начавшую чудить лампу, переглянулись, в недоумении оглядели зал казино.
Глава 37
— Ты подвела своих сестер, — повторила Датура. — Своих парализованных, слепых, обезображенных сестер. И если это неправда, если ты думаешь, что я несу чушь, тогда покажись мне, Мариан. Покажись, возрази мне, дай посмотреть, что сделал с тобой огонь. Покажись, испугай меня.
Хотя я никогда не смог бы перевести эти души в некое квазиматериальное состояние, которое позволило бы Датуре увидеть их, я надеялся, что Короткая Стрижка с его высоким полтергейстовым потенциалом устроит спектакль, который так увлечет эту троицу, что они напрочь забудут про мое существование и мне удастся сбежать.
Трудность заключалась в том, что распирающую его злость следовало преобразовать в доведенную до белого каления ярость, которая и вызывала феномен, известный как полтергейст. Но теперь Датура, похоже, успешно решала эту проблему за меня.
— Ты была здесь не ради своих сестер, — била она наотмашь. — Ни до землетрясения, ни во время, ни после, никогда.
Хотя официантка закрыла лицо руками, страдая от этих незаслуженных обвинений, Короткая Стрижка сверлил Датуру сверкающим взглядом и очень быстро приближался к точке кипения.
Его и Мариан Моррис связывала не только безвременная смерть, но и невозможность перебраться в следующий мир, однако я не мог утверждать, что атаку на официантку коктейль-холла он воспринимал как личное оскорбление. Я не верю, что оставшиеся здесь души стремятся к общению. Они видят друг друга. Все так, но каждая живет сама по себе.
Куда более вероятно другое объяснение: источаемая Датурой злоба подействовала на Короткую Стрижку, сыграла роль катализатора, резко подняла тонус злости, которая переполняла его.