Казнь на Вестминстерском мосту

Перри Энн

— Спасибо, — ответила Шарлотта дрогнувшим голосом и судорожно сглотнула. Вполне вероятно, что Флоренс Айвори убила мужа этой женщины, приняв его за другого в неверном свете уличных фонарей. — С удовольствием.

— Тогда, прошу вас, пройдите в утреннюю гостиную. Там теплее. Скажите, мисс Эллисон, откуда вы знаете моего мужа?

Ответом могло быть только очередное нагромождение лжи, правда, смешанное с той долей правды, которую удалось припомнить Шарлотте.

— Некоторое время назад я участвовала в попытке как-то изменить законодательство о работных домах. Естественно, моя лепта была крохотной, я просто собирала кое-какие сведения. В этой

работе участвовало много других, более важных, влиятельных и мудрых людей, и сэр Локвуд был очень добр к нам; я чувствовала, что он человек честный и сострадательный.

— Да, — с улыбкой согласилась Аметист, указывая Шарлотте на кресло у огня. — Вряд ли кто-то смог бы охарактеризовать его лучше, чем вы, — добавила она, усаживаясь напротив. — Многие расходились с ним во мнениях по тем или иным вопросам, но никто из тех, кого я знала, не считал его бесчестным или своекорыстным. — Она дернула за шнурок звонка и, когда появилась горничная, приказала нести чай, а затем, бросив быстрый взгляд на гостью, добавила, чтобы к чаю подали сэндвичи и пирожные. Когда горничная удалилась, она продолжила: — Странно, но многие не желают говорить о мертвых. Они присылают соболезнования или цветы, но если заезжают, то говорят о погоде, или о моем здоровье, или о чем-то своем. Обо всем, кроме Локвуда. И у меня складывается впечатление, что они стремятся забыть о его существовании. Я допускаю, что мои предположения необоснованны; допускаю, что они поступают так, дабы пощадить мои чувства.

— А возможно, из-за смущения, — сказала Шарлотта и тут же, краснея, напомнила себе, что это официальный визит, что она не знает эту женщину и что ее чистосердечные оценки никого не интересуют. — Простите.

Аметист прикусила губу.

— Мисс Эллисон, вы абсолютно правы. Очень часто мы плохо представляем, как искренне реагировать на эмоции других людей, если мы эти эмоции не разделяем. С моей стороны непатриотично говорить такое, но я боюсь, что это национальный недостаток.

— Действительно. — Шарлотта никогда нигде не бывала, поэтому не знала, так это или нет, но несколько минут назад она опрометчиво заявила, что только приехала из-за границы, так что сейчас ей оставалось только кивать и соглашаться. — У меня была сестра, — продолжала она, — которая умерла при чрезвычайно трагических обстоятельствах. И я обнаружила то же самое. Прошу вас, если у вас есть такое желание, расскажите мне о сэре Локвуде все, что сможете вспомнить. Ваш рассказ не смутит меня и крайне заинтересует. Ведь, говоря о тех, кем мы восхищались, когда их уже нет рядом, мы тем самым выражаем им свое уважение и превозносим их заслуги.

— Вы очень добры, мисс Эллисон.

— Вовсе нет. — Шарлотта опять ощутила болезненный укол совести, но остановиться уже не могла. — Расскажите, как вы познакомились. Думаю, ваша встреча была романтичной?

— Ни в малейшей степени! — Аметист почти рассмеялась; воспоминание смягчило выражение ее лица, в его чертах проявилась та самая молоденькая девушка, какой она была много лет назад. — Я столкнулась с ним на одном политическом собрании, на которое пришла со своим старшим братом. Помню, тогда на мне была кремовая шляпка с пером и янтарное ожерелье, которое я очень любила и поэтому постоянно перебирала. К сожалению, нить порвалась, и несколько бусин раскатились по полу. Я страшно расстроилась и наклонилась, чтобы собрать их, но только все испортила: остальные бусины разлетелись по всему залу. Какой-то господин даже наступил на одну и упал на полную даму с собачкой

на руках. Дама завопила, собачка спрыгнула и спряталась под юбку ее соседки. Вся эта суматоха сбила с толку оратора, и он забыл, на каком месте остановился. Локвуд тогда сердито посмотрел на меня и сказал, что я должна держать себя в руках, потому что я в тот момент уже начинала хохотать. Однако он все же помог мне собрать все бусины.

Принесли чай. Отпустив горничную, леди Гамильтон разлила его по чашкам, и следующие полчаса Шарлотта слушала ее воспоминания. Аметист поведала, как сэр Локвуд ухаживал за ней, рассказала о некоторых важных событиях их семейной жизни. Все это рисовало Гамильтона не иначе, как мягкого и довольно серьезного человека, у которого за внешним спокойствием и важностью, необходимыми для появления на публике, скрывалась ранимая душа, преисполненная глубокой любви к своей второй жене. Как же получилось, что ему под покровом ночи перерезали горло на Вестминстерском мосту? С каждой фразой это становилось все более необъяснимым.

Было начало пятого, когда горничная постучалась в дверь и объявила, что прибыл мистер Барклай Гамильтон.

Аметист побелела и сникла. Радость от приятных воспоминаний улетучилась и уступила место ее нынешнему чувству одиночества, которое вернуло ее к полной трагизма реальности.

— Проводи его сюда, — напряженно произнесла она и обратилась к Шарлотте: — Сын моего мужа от первой жены. Надеюсь, вы не возражаете? Это вопрос учтивости, и мне бы не хотелось, чтобы вы почувствовали себя лишней и решили, что вам надо уйти.

— Но если это семейный вопрос, не станет ли мое присутствие препятствием для общения? — Шарлотта считала своим долгом спросить об этом. — Наверняка…

— Вовсе нет. Мы не близки. Кстати, ваше присутствие может даже облегчить наше общение.

Несмотря на учтивую сдержанность, в словах Аметист явственно слышалась мольба, и Шарлотта поняла, что у нее есть повод остаться.

Горничная вернулась и впустила в комнату молодого человека лет на десять младше хозяйки дома, очень худого, с чувственным лицом, очень бледным от напряжения. Он бросил на Шарлотту лишь мимолетный взгляд, однако она сразу догадалась, что ее присутствие смутило его и лишило возможности сказать то, что он собирался.

— Добрый день, — неуверенно произнес молодой человек.

— Добрый день, Барклай, — холодно поздоровалась Аметист и повернулась к Шарлотте: — Мистер Барклай Гамильтон, мисс Шарлотта Эллисон. Она была настолько любезна, что решила лично выразить соболезнования.

На мгновение выражение лица молодого человека смягчилось — он был признателен за проявление великодушия.

— Как поживаете, мисс Эллисон? — Прежде чем Шарлотта успела ответить, он уже обратился к Аметист, и момент был упущен. — Прошу прощения, что приехал в столь неудобное время. Я привез кое-какие бумаги, касающиеся имения. — Он вытянул вперед руку с документами, но не предлагая Аметист взять их, а демонстрируя причину своего появления.

— Очень хорошо, — сказала Аметист. — Но в этом не было надобности. Я никуда не спешу. Ты мог бы отправить их по почте и не утруждать себя.

Барклай дернулся, как будто его ударили, у него на скулах заиграли желваки.

— Они не того характера, чтобы их можно было доверить почте. Наверное, я неточно выразился: это акты купли-продажи участков и договоры аренды.

Если Аметист и услышала раздражение в его голосе, она ничем этого не показала. А может, ей просто была безразлична его реакция.