Казнь на Вестминстерском мосту
Шрифт:
— Расскажите мне все, что знаете об Этеридже. — Веспасия откинулась на спинку кресла, сложила руки на коленях и устремила внимательный взгляд на Карлайла.
Несколько секунд он молчал, выстраивая в четкий порядок свои мысли. За это время подали чай и сэндвичи.
— Его карьера была гладкой, но неяркой, — наконец заговорил он. — У него есть недвижимость в двух или трех графствах, а также в Лондоне, он очень хорошо обеспечен, но это старые деньги, не новые. Сам он почти ничего не заработал.
— Политические интриги?
Уголки его рта слегка опустились.
—
— Вы утверждаете, что он шел туда, куда его гнал преобладающий ветер, — не без пренебрежения произнесла Веспасия.
— Едва ли я охарактеризовал бы его так жестко. Однако он всегда следовал господствующей тенденции. Если у него и были убеждения, то они совпадали с убеждениями большинства его коллег. Он был против ирландского гомруля, но только во время голосования; в палате он ни с кем этот вопрос не обсуждал, так что вряд ли мог стать целью фений.
— Государственная служба? — с надеждой спросила Веспасия. — А вдруг он наступил на чью-то мозоль, поднимаясь наверх?
— Моя дорогая Веспасия, он поднялся не настолько высоко, чтобы ради этой должности сметать со своего пути конкурентов. Во всяком случае, он не совершил ничего такого, за что можно было бы перерезать горло.
— Ну а может, он соблазнил чью-то дочку или жену? Господи, Сомерсет, но ведь кто-то же убил его!
— Да, знаю. — Он опустил глаза на руки, а потом снова посмотрел на Веспасию. — А вам не кажется, что убийца — либо безумец, охваченный маниакальным желанием убивать, либо племянница вашей подруги?
— Мне кажется это вероятным, но я не уверена. И пока есть хоть малейшее сомнение, буду продолжать расследование. А возможно, что у убитого была любовница или любовник? А может, он играл и кто-то задолжал ему больше, чем мог выплатить? Или сам Этеридж наделал огромные долги? Не исключено, что ему в руки попали какие-то сведения, случайно, и его убили, чтобы он замолчал навсегда.
Карлайл нахмурился.
— Сведения о чем?
— Не знаю! Господи, друг мой, вы уже давно живете на свете! Скандал, коррупция, государственная измена — возможностей масса.
— А знаете, меня всегда поражало, откуда у женщины вашего безукоризненного воспитания и безупречного образа жизни такие энциклопедические познания в грехах и извращениях рода человеческого. Вы выглядите так, будто никогда не видели кухни и тем более дома терпимости.
— Именно этого я и добиваюсь, — сказала Веспасия. — Это достояние женщины — то, как она выглядит, и по тому, какой она кажется, люди и будут судить о ней. Если бы у вас было чуть больше чувства практичности, вы бы и сами это поняли. Иногда я думаю, что вы идеалист.
— Иногда я действительно становлюсь идеалистом, — согласился Карлайл. — Итак, я попытаюсь что-нибудь разнюхать для вас, хотя сомневаюсь, что смогу разузнать нечто полезное.
Веспасия тоже в этом сомневалась, однако в ней все еще
— Спасибо. Любые сведения пригодятся, какими бы они ни были. Даже если они просто помогут оценить наши возможности.
Карлайл улыбнулся ей, и Веспасия увидела и в его взгляде, и в его улыбке нежность и почтение. Это смутило ее, что было необычным явлением, так как ее редко что-то смущало. Однако сейчас она с удивлением обнаружила, что ей приятно его расположение. Она взяла еще один сэндвич для себя — они были с лососем и майонезом — и еще один для кота и заговорила на другую тему.
Шарлотта приехала на Уолнат-Три-уок и прямиком направилась к двери. Отправляясь с этим визитом, она решила, что у нее нет иного выбора, как быть абсолютно искренней. Она не спрашивала об этом у Зенобии Ганн, но предполагала, что та пообещала своей племяннице помочь всеми возможными средствами. Иначе Зенобия вряд ли поделилась бы с ней своими опасениями.
Дверь открыла горничная, но не в униформе, а в простом голубом платье с белым передником и без чепца.
— Да, мэм?
— Добрый день. Прошу прощения за поздний визит, — с величайшей самоуверенностью сказала Шарлотта, — но мне нужно срочно поговорить с мисс Африкой Дауэлл. Это очень важно. Меня зовут Шарлотта Эллисон, и я приехала по поручению ее тетки, мисс Ганн. Дело не терпит отлагательств.
Горничная отступила в сторону и пригласила Шарлотту пройти. Едва оказавшись в холле, она буквально влюбилась в дом. В нем было много света, бамбука и полированного дерева. В глиняных горшках цвели весенние цветы, в открытую дверь, ведшую в столовую, виднелись миленькие ситцевые занавески.
Горничная вернулась очень быстро и проводила Шарлотту в гостиную. По убранству комнаты было ясно, что она предназначена для приема гостей. Дальнюю стену занимало окно с французской дверью, везде были разложены цветастые диванные подушки, на бамбуковом журнальном столике стояли вазы с цветами. Однако Шарлотту удивила некая безликость гостиной, потому что по рассказам о жизни двух женщин она ожидала чего-то другого. Спустя мгновение Шарлотта сообразила, что насторожило ее: нигде не было ни одной фотографии, хотя места для них хватало и на широкой каминной полке, и на подоконниках, и на столике, и на серванте. А главное, не было детских фотографий. У Шарлотты дома снимки Джемаймы и Дэниела стояли повсюду, а здесь отсутствовали любые напоминания о ребенке.
И хотя в доме жили только женщины, нигде не было ни незаконченной вышивки, ни пряжи со спицами, ни корзинки со швейными принадлежностями. Быстрого взгляда на книжные шкафы оказалось достаточно, чтобы определить, насколько сложные труды здесь собраны: философия и политическая история. Никаких анекдотов, романов и, естественно, детских книжек.
Создавалось впечатление, будто обитательницы дома выкорчевали все, что могло навести на болезненные воспоминания и вызвать желание создать теплую и уютную атмосферу. Хотя Шарлотта и понимала, в чем состояли побудительные мотивы хозяек, это все равно вызывало сожаление: уж больно зябко было в гостиной.