Казнь Шерлока Холмса

Томас Дональд Серрелл

8

По распоряжению суперинтенданта Специального отделения Суэйна в расследовании приняла участие железнодорожная полиция Чаринг-Кросса. Во вторник утром, как только чемоданчик принесли в багажную контору вокзала, полицейские вскрыли его, заручившись санкцией министра внутренних дел. Как и предполагали мы с Холмсом, в портфеле оказались инструкции и деньги — пятифунтовые банкноты. В банках записывают имена тех, кому выдают и у кого принимают такие купюры. Благодаря этому удалось установить, что одна из них была снята со счета немецкого посольства, а другая и вовсе поступила из самой Германии. Проверка заняла час, после чего багаж водворили на место, чтобы шпион мог его забрать.

«Слепая игра» приняла новую

форму. Каждый вторник чемоданчик открывался, и мы переписывали перечень документов, интересовавших доктора Гросса или его начальство. На протяжении следующих двух дней в здании Адмиралтейства, в кабинете № 40, двое чертежников составляли фиктивные планы и списки, отчеты о вооружении и сигналах кораблей, учениях и готовящейся мобилизации. Эти поддельные документы, которые подбрасывали Престону, вводили неприятеля в заблуждение, и его военные расчеты становились заведомо ошибочными. Сведения о маневрах и передислокациях флотских подразделений, а также о расположении батарей береговой обороны искажались, дальнобойность орудий занижалась, а толщина брони порой, напротив, преувеличивалась, расположение и ширина поясов менялись. Флот открытого моря, детище адмирала фон Тирпица, созданный для того, чтобы уничтожать четко намеченные цели, теперь был обречен стрелять наугад или по неверно выбранным мишеням.

В годы войны Холмс нередко наведывался в знаменитый кабинет № 40, где работали криптографы английского военно-морского ведомства. И все-таки наиболее ценную услугу своей стране он оказал в предвоенные месяцы.

В те дни, когда Европа прощалась с последним мирным летом, доктор Гросс сменил чаринг-кросскую гостиницу на гранд-отель «Север», а местом его «прогулок» стали вокзал Кингс-Кросс и станция Ливерпуль-стрит. В отношении его сообщников полицейские Специального отделения придерживались инструкций, смысл которых не вполне понимали. Таким образом, шпионам предоставлялась полная свобода действий и они своими руками все туже затягивали веревку у себя на шее.

В Адмиралтействе утвердили особый сигнал — его надлежало передать всем кораблям Королевского флота, как только война с Германской империей и ее союзниками будет объявлена. «Англия ждет» — гласило сообщение. Получив его, капитаны судов должны были вскрыть пакеты с секретными предписаниями и действовать в соответствии с ними. Текст сигнальной шифрограммы содержался в недостаточно строгом секрете и за несколько недель до начала военных действий стал известен Престону, а затем закодирован доктором Гроссом и передан Карлом Хеншелем на эсминец Флота открытого моря, бороздивший маслянистые воды близ устья Темзы. Сведения поступили к одному из старших офицеров германской разведки в морское министерство на Вильгельмштрассе. Там продолжали получать от Хеншеля информацию о конструкции и вооружении британских кораблей. В последнее время к данным, добытым Престоном, доктор Гросс все чаще и чаще прибавлял собственные наблюдения о мобилизации резервистов и передвижениях войсковых частей. Поезда, отправлявшиеся с Ливерпуль-cтрит, везли морских пехотинцев в Харидж и Халл, что едва ли могло свидетельствовать о подготовке к боевым действиям во Франции — очевидно, британское командование планировало напасть на Северноморское побережье Германии. Форт Кодрингтон, близ порта Феликстоу, теперь служил перевалочным лагерем. Пятая и Седьмая флотилии эскадренных миноносцев вышли из залива Уош, как будто приготовившись сопровождать войсковой транспорт.

За три недели до начала ужаснейшей из войн доктор Гросс доложил начальству, что Британское адмиралтейство подало Государственной канцелярии срочный заказ на изготовление тысячи двухсот экземпляров карты Ютландского полуострова — от поселка Скаген на северном мысе до Фризских островов и границы с Германией на юге. Вероятно, сэр Джон Фишер намеревался осуществить свой давнишний замысел: атаковать немецкий флот в Кильском канале, и, вероятно, без объявления войны. Подобная кампания предполагала десантирование британских подразделений

на датскую территорию, причем не приходилось сомневаться в том, на чьей стороне окажется северный сосед Германской империи: Дания, в 1864 году потерявшая провинции Шлезвиг и Гольштейн, теперь стремилась получить их обратно. ^{11} После того как на землю дружественной Ютландии высадятся пятнадцать тысяч морских пехотинцев, Королевский флот окажется менее чем в ста милях от Кильского канала. В этом случае немцы рисковали потерять сообщение между Северным и Балтийским морями. Нанеся империи Бисмарка такой удар, британская армия могла проникнуть в самое сердце Пруссии и дойти до Берлина. Для страны, ожидающей нападения с запада, со стороны Франции и Англии, это было бы равнозначно выстрелу в спину.

В последний предвоенный вечер августа 1914 года, когда Германия в очередной раз оставила без внимания ультимативное требование Лондона и Парижа вывести войска из Бельгии, Холмс и я прибыли с визитом в Скотленд-Ярд. И Престон, и доктор Гросс все еще оставались на свободе, хотя за ними пристально следили. Задержали только Карла Хеншеля (о чем его сообщники не знали), и сейчас он сидел перед нами. Мы находились в конторе полицейского управления на набережной Темзы, в кабинете с зелеными стенами и меблировкой, состоявшей из деревянных шкафов, непокрытого стола и вешалки для шляп. Допрос вел Альфред Суэйн, мы с моим другом расположились в стороне. Хеншель поначалу казался совершенно безучастным к собственной судьбе.

— Я не делал ничего противозаконного, — повторял он. — Я лишь получал сообщения и передавал их. Почему я должен был усмотреть в этом что-то предосудительное? Содержания посланий я не знал, никто не разъяснял его мне.

— Слушайте меня внимательно, — проговорил суперинтендант Суэйн, подавшись вперед с видом искреннего участия. — По вашему собственному выбору вы стали британским подданным. Но очевидно, вам лучше было бы оставаться гражданином Германии. Тогда вы считались бы иностранцем и ваш поступок не приравнивался бы к предательству английской короны.

— Пересылать сообщения — это не предательство!

— Поверьте, если начнется война, вас будут судить за государственную измену. Доказательства вашей вины несомненны. Через три недели, в восемь часов утра, вас выведут из камеры, наденут вам на шею веревку, и вы будете висеть в петле до тех пор, пока не умрете от удушения. Среди множества смертей вашу казнь никто не заметит, а берлинское начальство она огорчит менее всего. Для этих людей вы простой мальчишка-посыльный, не более.

— В Англии никогда не вешали за то, что совершил я!

— Верно, — ободряюще сказал Суэйн. — Если бы решение по вашему делу принимали сию секунду, вас, вероятно, осудили бы лет на пять тюремного заключения за нарушение закона «О неразглашении государственной тайны». Отсидев три года, вы, скорее всего, вышли бы на свободу.

— Так в чем же дело?

— В военное время вас осудят за измену родине по закону «О защите королевства» и приговорят к повешению. Мистер Хеншо, срок ультиматума истекает для вас, как и для ваших берлинских хозяев.

— Моя настоящая фамилия Хеншель, а не Хеншо!

— Сожалею, — произнес Суэйн, качая головой, — но это не поможет. Как ни печально, вы добровольно сменили имя, добровольно стали англичанином и будете повешены как Чарльз Хеншо, британец, предавший свою страну. Если вы лелеяли мечты о славе героя, позабудьте их. В Германии вам не поставят памятник. Если повезет, вас не повесят, а расстреляют, привязав к табурету на плацу в Тауэре. Это единственное, мистер Хеншо, на что вы можете рассчитывать в этом мире.

Не знаю почему, но последняя реплика суперинтенданта сломила упорство Хеншеля. Он затрясся, потеряв дар речи. В конце концов, этот бедный учитель языков был в шпионском заговоре всего лишь пешкой, и теперь, к его ужасу, почва уходила у него из-под ног. Тут Холмс вмешался, заговорив тоном «товарища подсудимого» на военно-полевом суде: