Казнь за разглашение
Шрифт:
— Метров с семи.
— Из винтовки или из пистолета?
— Из винтовки.
— Ну расслабься! Тебя хотели всего лишь пугнуть. С такого расстояния не промахиваются. А кто тебя хотел переехать?
— Какой-то кавказец. Несся на меня прямо по пешеходному тротуару. Только случайно я обернулся и успел отпрыгнуть.
— Он был датый?
— Кажется, да!
— Ну это вряд ли киллер! Это, скорее всего, случайность. Теперь скажи, кому ты перешел дорогу.
— Своему редактору, Авекяну. Он замешан в убийстве шестилетней давности. А я это дело раскопал.
— А хватит у него мошны нанять
— Нанять киллера не дорого.
— Ну хорошо. Кому ещё ты перешел дорогу?
— Думаю, ОВД «Полежаевское» тоже мечтает меня увидеть в гробу. Я раскопал, что шесть лет назад они не возбудили уголовного дела по факту убийства…
— Все ясно! Не завели — значит, не сочли нужным. Обстоятельств мы не знаем, а они нам об этом докладывать не обязаны. За это не убивают! Дальше!
— Еще я опубликовал скандальный факт про то, что творится в московских моргах. Покойников там кладут в холодильники только за взятки.
— Это по результатам проверки вышестоящей инстанции?
— Да нет, со слов родственников покойных.
— Понятно! За это тоже не убивают. За это мочат в сортирах. Теперь перечисли все свои публикации за это время.
— Основная, конечно, в газете «Версия». Детективная история про некую Климентьеву…
— Я её читал! Там нет ничего такого, за что можно грохнуть.
— Однако Климентьеву грохнули!
— Что? После твоей публикации убили Климентьеву?
— Да, убили! Хотя публикация тут, как мне кажется, ни при чем. Просто так совпало. Убили её за то, что она нашла новые факты для возбуждения уголовного дела.
— Кто занимается расследованием убийства?
— Капитан Батурин из ОВД «Полежаевское». Но думаю, что уголовного дела возбуждать не будут. Уже есть заключение, что она умерла от сердечного приступа.
На том конце провода стало очень тихо.
— Ладно, это мы пока опустим, — пробормотал Толик. — Что ещё ты опубликовал за последние дни?
— Криминального больше ничего. Только уфологическое.
— В общем, так, — деловито произнес Калмыков. — Сиди где сидишь и не высовывайся, пока я не позвоню. Я прозондирую по своим каналам насчет тебя. Короче, старик, давай, до связи. И не унывай! Думаю, все будет хорошо.
Берестов водворил телефонную трубку на место и облегченно вздохнул. Настроение несколько поднялось и самочувствие улучшилось. Леонид заварил чай, сделал бутерброд с колбасой и маслом и хотел всего на минуту положить голову на подлокотник дивана. Но вдруг заснул. Причем заснул так крепко и сладко, что, проснувшись, долго не хотел открывать глаза, предчувствуя, что стоит их открыть, как заботы и неприятности снова обрушатся на его бедную голову.
Но внезапно раздался звонок. Берестов радостно метнулся к телефону, полагая, что это звонит Калмыков. Только, к своему удивлению, услышал милый голосок Лилечки.
— Берестов, это вы? Звонит Иванова.
— Я узнал тебя. Слушаю.
Сердце Берестова переполнилось какой-то дурацкой нежностью. Пришлось кашлянуть, чтобы придать голосу более суровый тон.
— Леонид Александрович, Авекян не убивал!
— Откуда такая уверенность? Он тебе сам сказал?
— Нет. Я просто знаю.
— Откуда, если не секрет?
— Секрет.
Берестов
— Но он был в день убийства на квартире у твоего… сожителя?
— Был. Они приезжали с Андреем. Я должна была привезти договор на поставку бумаги, но мой рейс отложили на неопределенный срок. Авекян, не дождавшись меня, поехал к Алексею узнать, когда меня ждать с договором. Там они вдвоем распили бутылку коньяку, а Андрей, который не пил, потому что был за рулем, поранил себе палец, когда резал колбасу. Это его кровь была на полу в прихожей, а не Алексея. Алексея они оставили тепленьким, но здоровым и в хорошем настроении. Видимо, потом, когда он пьяный принимал ванну, с ним и случился сердечный приступ.
— Это тебе Авекян рассказывал?
— Мне он ничего не рассказывал. Он рассказывал это другим.
— Ты с любовниками общаешься через посредников?
— Он никогда не был моим любовником.
— А сейчас?
— И сейчас.
На душе Берестова стало удивительно легко, но все равно какая-то острая шпилька продолжала торчать в сердце.
— Послушай, Лиля, откуда у тебя такая уверенность в непричастности Авекяна? У меня ощущение, что ты звонишь по его указанию.
— Не угадали! Он сейчас в милиции!
— Наконец-то! — обрадовался Берестов. — Там из него вытрясут показания. А, кстати, почему ты за него заступаешься?
— Потому что он в этой истории вообще ни при чем.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю, потому что знаю… Алексей перед смертью кинул мне на пейджер сообщение, в котором признался, что виноват в своей смерти сам…
— Ты это серьезно? — усомнился Берестов. — Ты можешь сейчас прочесть мне это сообщение?
— По телефону не могу. Приезжай в редакцию — прочтешь.
— Сейчас подъеду!
Берестов начал стремительно одеваться. Но, когда влез в кроссовки, глубоко задумался. Стоп! Куда он намылился? Толик приказал не высовывать носа, пока он не позвонит.
Берестов устало опустился на табурет. И все-таки, если Лилечка не любовница Авекяна, зачем ей надо его выгораживать? Какого черта она вообще звонила?
На столе стояла чашка с невыпитым чаем и блюдце с двумя несъеденными бутербродами. Берестов начал механически жевать бутерброд и запивать его остывшим чаем.
«Все она врет! — неожиданно мелькнуло в голове. — Девушкам с такими глазками верить нельзя!» Она могла звонить только с единственной целью: выманить его из дома. Чтобы по дороге в редакцию бедного доверчивого журналиста грохнули высокогорные дружки Авекяна? Здесь есть логика: Авекяна допрашивают. У него железное алиби. Разве это не самый удобный момент избавиться от зарвавшегося корреспондента…
Берестов даже перестал жевать, возмущенный таким коварством. Эх, а ещё Лилечка! А ещё Иванова… Бог знает, к чему привели бы его дальнейшие мысли, если бы не новый телефонный звонок.
«Опять она! — мелькнуло в голове. — Проверяет, вышел я или ещё дома». Но это звонил Толик. Голос его был встревоженным.
— Насчет тебя я узнал. Авекян здесь вообще ни при чем. Его только что допросили и выпустили. Он чист. Менты против тебя тоже зла не имеют. В морге нервничают и хотят подавать на тебя в суд за клевету. А в ОВД долго смеялись.