Казна Наполеона
Шрифт:
По мокрому тратуару мы вернулись обратно, в переулок, именуемый Полторацким. Вновь встречаться с привратником нам не хотелось, поэтому калитку мы обошли стороной и нырнули прямо в парадный подъезд.
— Яков Андреевич, вы бы посмотрели на улице, пока я тут… — Кинрю опасливо оглянулся по сторонам. Я признал справедливость его слов и занял свой пост у фонаря, излучающего неяркий свет. Улица оказалась на диво пустынной, ни одного прохожего вогруг. Только прошмыгнул какой-то солдат во фризовой шинели и скрылся с глаз, словно растаял, как призрак.
— Готово, — шепнул японец, и мы наощупь стали пробираться по
— Темень-то какая, хоть глаз выколи! — заметил я, обо что-то споткнувшись и едва не вытянувшись на паркетном полу.
— Надо свечу зажечь, — ответил Кинрю. Постепенно глаза привыкали к темноте, и я рассмотрел на низком угловом столике подсвечник с застывшей, почти новой свечей, которую мне удалось разжечь практически без труда.
Вспыхнул пляшущий огонек, отбрасывающий тени на стены, украшенные римским орнаментом. Кинрю засмотрелся на огромную скульптуру грифона.
— У вас, европейцев, — промолвил он, — испорченное воображение.
Я усмехнулся:
— Неужели мне стоит воспринимать твои слова, как оскорбление?
— Нет, — Кинрю покачал головой. — Скорее, как констатацию неопровержимых фактов. — Он рассуждал с превосходством представителя древней цивилизации, убежденного в собственной правоте. Мне не хотелось с ним спорить, поэтому я смолчал.
Кинрю продожал высказывать свое мнение:
— Туловище льва, орлиная голова, крылья! — японец пожал плечами. — Это же чудовищно!
Наконец я не удержался:
— По-моему, это скорее восточные традиции, чем западные.
Кинрю ничего не ответил, но мне показалось, что мои слова его не убедили.
Я начал обыскивать книжные полки, а Кинрю взялся трясти шкафы, столы и письменные принадлежности. Постепенно я переключился на гардероб, а затем вышел на винтовую лестницу, которая вела в будуар. Я со всех сторон осмотрел старинную картину в массивной тяжелой раме, рассчитывая найти что-нибудь вроде скрытого тайника. Однако картина оказалась обыкновенной репродукцией Ван Дейка в духе барокко. Горячий воск больно капал мне на ладони, поэтому я поставил подсвечник на круглый столик и зажег два светильника. Комната сразу же преобразилась.
Вошел Кинрю:
— А если нас заметит привратник?
— Я думаю, он давно уже спит мертвым сном, — легкомысленно отмахнулся я от него.
Кинрю не стал спорить, а только сделал задумчивое лицо и оставил меня изучать будуар предпологаемого убийцы в одиночестве. Однако я так ничего и не обнаружил в этом интимном помещении, куда, как я догадывался, Радевич и водил легковерную Татьяну.
Я покинул будуар и взялся за обыск зеркальных площадок на лестнице. Кинрю тем временем осматривал бельэтаж. Мне пришло в голову присоединиться к нему, и я поднялся на второй, парадный этаж особняка. Мы все перевернули вверх дном, но так ничего и не обнаружили. Дело осложнялось еще и тем, что, в общем-то, ни один из нас даже смутно не представлял, чего же он ищет. Но чем не шутит лукавый?!
— Не может быть, чтобы мы ничего не нашли, чего-нибудь, что доказывало бы, что Радевич — преступник! — Я просто негодовал.
— Если ваши предположения верны, — уверил Кинрю, -Мы обязательно, что-нибудь отыщем. А если — нет, то… -он развел руками. Я вспомнил, что в скором времени Кутузов потребует от меня отчета, и вздохнул.
— Не расстраивайтесь, — Кинрю не привык к тому, чтобы
Мне бы его уверенность!
Я с новыми силами ринулся обыскивать особняк. В итоге в доме не осталось ни одного нетронутого места. Мы осмотрели четыре спальни, библиотеку, столовую, комнату для прислуги, которая, к нашему счастью, пустовала. Видимо, хозяин, ввиду своего отсутствия, отправил всех девушек и лакеев в свое заглазное имение, в котором не жил. Проверили парадный зал и гостиную. Оставался только флигель с привратником, но туда заглянуть я все-таки не осмелился.
Я присел на диван, чтобы передохнуть. Кинрю пристроился рядом, почитывая «Сенатские ведомости», которые взял со стола. Уродливый грифон — теперь он и мне казался уродливым -смотрел на меня своими пустыми глазницами. Вид у него был какой-то неестественный. Я подошел поближе и поднес к скульптуре свечу. Мне показалось, что от львиного туловища немного отходит голова.
— Боже мой! — воскликнул я, слегка надавив на мраморное оперение.
Кинрю взглянул на меня, как на умалишенного. Он словно дивился моему новому религиозному обращению, а я тем временем отвернул грифону голову, поставил ее на стол и порылся во львином чреве, нащупав сложенный вчетверо лист вощеной бумаги.
— Что там?! — черные глаза Юкио Хацуми из щелочек превратились в блюдца.
— Еще не знаю, но, по-моему, — я, подобно бывалому акушеру, извлек находку на свет, — какая-то карта.
— А при чем здесь графиня Картышева? — изумился Кинрю.
— Я и сам бы хотел узнать ответ на этот вопрос, -промолвил я. — Не мешало бы глянуть на эту карту.
Кинрю поднес свечу поближе ко мне, и мы устроились с ним за круглым столиком красного дерева изучать обнаруженную мною карту. Я развернул ее и положил таким образом, чтобы на нее падало как можно больше света.
— Кажется, это план переправы через Березину, — догадался я. — Час от часу не легче! А я-то, наивный, считал, что война закончилась.
— Яков, а вы ничего не путаете? — засомневался Кинрю. — Речь действительно идет о Наполеоне?
— Да, я уверен! — воскликнул я. — Смотри, вот обозначена дорога в Борисов, — я ткнул пальцем в то место плана, где была проведена жирная линия. — А вот, под стрелочкой, явственная подпись: «Березина»
Кинрю все еще продолжал смотреть на меня с недоверием.
Я продрлжал стоять на своем:
— Да я же там был и прекрасно ориентируюсь на местности!
— А это что? — Кинрю указал на латинскую букву C.
— Дай-ка прикинуть, по-моему, это как раз мосты, по которым шла переправа французской армии. Здесь и широта реки указана. Вот, гляди — двадцать три сажени.
— А что означают прописные ab? — спросил японец, ткнув пальцем с коротко остриженным ногтем на пунктирную линию, в центре которой стояла жирная буква D.
— Смотри внимательнее, — велел я ему. — Здесь же подписано. Летняя дорога вброд через реку. Тут и промеры указаны: глубина реки в этом месте два с половиной аршина, — добавил я и присвистнул: — Занятно! Видел бы ты, Кинрю, что здесь творилось 12 ноября 1812 года! В этот-то день Наполеон как раз со своей армией к Березине подошел, следом его Кутузов преследовал. Да нет, не тот! — усмехнулся я, заметив каким выразительным взглядом окинул меня Кинрю, и продолжил: