Казна Наполеона
Шрифт:
— Так, значит, под Лейпцигом воевали, — понял Серж и сказал с почтением:
— Наш человек, герой!
— Каждый выпоняет свой долг, — ответил я с пафасом.
— Messieurs, — взмолилась Мира, изображая из себя легкомысленную красавицу. — Давайте сменим тему разговора!
— Яков Андреевич, и где вы только раздобыли это бесценное сокровище?
Я ответил туманно:
— В стране коралловых жасминов и «Рамаяны».
— Мне говорили, — признался Рябинин, — что вы человек странный.
Я промолчал в
После недолгого молчания Мира заговорила первой. Речь, в частности, зашла о природной жестокости мужчин.
— Ну так докажите же нам свое мнение! — горячился Сергей Арсеньевич. — Я, допустим, существо безобидное и ранимое, — сообщил он, кокетливо стреляя бархатными глазами.
— Ну, возьмем, к примеру, поединки, — вслух рассуждала Мира. — Разве женщине придет в голову стреляться?
— Позвольте, — перебил ее Серж. — Это же вопрос чести. Честь — высшее достоинство благородного человека, и порой она крайне нуждается в защите!
— Согласна, — сказала Мира. — Но не таким же варварским способом!
— А на вашей родине способы более гуманные? — парировал офицер.
— Речь не идет об Индии, — возмутилась Мира. — Я говорю о так называемых европейских странах, жители которых, считают себя людьми цивилизованными, — индианка перевела дух и продолжила:
— Например, я слышала, что совсем недавно стрелялся князь Корецкий, — Мира не обращала внимания на протестующие жесты ее пылкого поклонника. — Если даже такие люди!..
– возмущалась она. — А ведь за ним-то не водилась слава бретера!
Рябинин едва сдерживался, чтобы не взорваться, его щеки побагровели, от чего он перестал казаться знойным красавцем.
— Вы не правильно осведомлены! — Серж негодовал.
– Эта дуэль не состоялась. Радевич вовремя спохватился и принес ему свои извине… — Рябинин осекся на полуслове, поздно сообразив, что болтает лишнее.
Я развернулся к окну таким образом, что мое лицо оставалось только в поле зрения Миры, и подмигнул своей юной сообщнице, так как она явно заслуживала аплодисментов. Теперь благодаря ее скромному участию мне стало известно имя таинственного любовника покойной графини. Кинрю посмеивался, расправляясь с цыпленком, он-то нашу игру раскусил почти с самого начала, это вам не шахматы, это куда более примитивно!
Я велел передать кучеру, чтобы запрягал экипаж, полагая, что prince Корецкий уже заждался, поскольку был предупрежден Рябининым о нашем предстоящем визите.
В карете Сергей Арсеньевич, начиная уже кое-что понимать, осведомился:
— Почему вы так интересуетесь князем Павлом и этой его проклятой дуэлью? Вы полагаете, я не
Я подумал, что Серж себе явно льстит, он ведь и в самом деле ничего не заметил. Когда в его красивую, но пустую голову закрались первые подозрения, было уже слишком поздно.
— Право же, mon cher, вы преувеличиваете.
— Не думаю, — произнес он встревоженно. — Ведь вы так и оставили без ответа мой вопрос, а это наводит на размышления. Что-то здесь нечисто! — заявил Рябинин уверенно.
— Вы, вероятно, слышали о загадачном убийстве графини Картышевой, — начал я вдоваться в подробности. Делать мне этого не хотелось, но обстоятельства обязывали.
— Ах, вот из-за чего весь сыр-бор! — стукнул себя по лбу горе-секундант. — Неужели вы подозреваете Корецкого в смерти Татьяны? — искренне изумился он. — Князь — не тот человек, — заявил Серж с уверенностью. — Стреляться — да, но чтобы руку поднять на женщину?! Это уж вы хватили!
Я не стал возражать:
— Возможно.
В этот момент я подумал о Камилле, о которой как-то забыл, увлеченный разговором о поединках. Она так и не пришла. На меня словно повеяло кладбищенским холодом, я так и видел мадемуазель где-нибудь с перерезанным горлом или простреленной головой. Неужели она унесет все свои секреты с собой в могилу?
— Что с вами? — Сергей Арсеньевич заметил мое сотояние. — У вас даже губы побелели! — воскликнул он. — Вы напуганы? Я вас уверяю, князь Павел — не убийца!
Я смог лишь тихонько кивнуть в ответ, так как перед моими глазами маячил могильный камень.
— Не уберег душу людскую? — вопрошал с небес громовой голос.
Я в ответ еле слышно прошептал:
— Errare humanum est! Однако Рябинин меня расслышал.
— Что вы там на латыни про ошибки толкуете? — осведомился он.
Я перевел:
— Человеку свойственно ошибаться!
— С Корецким как раз тот случай! — снова заладил Серж свое, но взгляд своих жарких глаз от эмалевого перстня не отводил.
— Неужели вам мой перстень так понравился, что вы только на него и смотрите всю дорогу?! — поинтересовался я, окончательно придя в себя после своего мрачноватого видения.
Рябинин смутился:
— Сапфир играет красиво, огранка тонкой работы, — это он в полумраке экипажа рассмотрел. Я с трудом удержался от улыбки.
— Ой ли?
Карету снова тряхнуло, Рябинин уперся локтем мне в бок.
— У вас все хиханьки да хаханьки, — обиделся он.
– Нехорошо обижать нового друга.
Я серьезно согласился:
— Нехорошо. Только в чем же обида?
— Видал я уже где-то это ваше кольцо, только вспомнить никак не могу, где именно, — Сергей Арсеньевич нахмурился, наморщил лоб и обхватил свою голову руками, от чего стал похож на скульптуру античного мыслителя.