Кекс в большом городе

Донцова Дарья

– Не, не наша. Пришла с бабами, один день всего тут, сидела в библиотеке, меня за ней посылали, никогда до этого ее не встречала.

– Ну-ну, – протянула женщина в брюках, – двигай наверх, поговорим.

Отпустили меня лишь к обеду, поспать и поесть не дали, в туалет, правда, отвели и водой напоили. Во время допроса я стояла насмерть, твердила, словно молитву, одни и те же слова:

– Несколько лет замужем, детей нет, услышала про монастырь с чудотворной иконой и решила попросить у бога милости. В монастыре меня посадили в библиотеку, там

и провела день, лишь один раз прерывалась на обед. Ночью захотела в туалет, заплуталась в коридорах, попала в спальню Устиньи, свалилась вниз, а потом, услышав, что в храм входят люди, спряталась под скамейку, испугалась, что меня накажут.

В конце концов Наталья Николаевна, так назвалась женщина, проводившая допрос, вздохнула и, записав все мои данные, сказала:

– Езжайте домой, вас вызовут.

Ощущая себя побитой собакой, я кое-как докатила до родного подъезда и мгновенно налетела на соседку Антонину.

– Послушай, – зашипела она, – просто безобразие!

Антонина – совесть нашего дома, ее жизнь – настоящая борьба. Она воюет с автолюбителями, поставившими не туда, куда надо, машины, с собачниками, которые не в тех местах прогуливают псов, с детьми, неправильно строящими куличики, с подростками, севшими на скамейку, со старухами, толпящимися у подъезда, с теми, кто курит, с теми, кто пьет пиво, с теми, кто делает ремонт, и с теми, кто его делать не собирается. Затеяв очередные военные действия, Антонина начинает вербовать союзниц, сколачивает из жильцов дома блоки, оформляет их в группы. В общем, учитывая вышесказанное, вам должно стать понятно, по какой причине я предпочитаю держаться от липкой дамочки подальше.

– Отвратительно, – злилась Тоня, – эй, остановись.

– Потом.

– Нет уж, сейчас.

– Извини, я тороплюсь.

– Куда это?

Следовало оборвать нахалку, резко ответив той:

– Какое твое дело?

Но у меня, учитывая бессонную ночь и массу пережитых приключений, просто не нашлось сил с ней связываться, поэтому, не вступая в беседу, я пошла к лифту. Антонина ринулась следом.

– Я так это не оставлю! Безобразие! Да…

Конец фразы остался за кадром, кабина поползла вверх, я навалилась на стену.

Сейчас вымоюсь и спать!

Дверь в квартиру оказалась незаперта, я вошла в прихожую и возмущенно закричала:

– Велела же не приближаться к двери!

– Почему? – раздался знакомый голос, и в коридоре показался Олег.

У меня подкосились ноги.

– Ты уже приехал! – вырвалось у меня помимо воли.

Куприн улыбнулся одной стороной рта.

– Похоже, ты не слишком рада встрече с любимым мужем.

– Э… Нет, конечно. То есть да! Здорово, что ты вернулся. Кстати, почему ни разу не позвонил?

Олег нахмурился.

– Многократно пытался связаться с тобой, весь телефон оборвал, но в квартире, похоже, никогда никого не было!

– Ой, я разбила аппарат, новый купить не успела, но можно было на мобильный звякнуть.

– Твой номер наизусть не помню, идиотский он, потому

я просто вбил его в свой сотовый, а аппарат в Москве забыл, ясно?

– Ага.

– Теперь позволь задать тебе пару вопросов, – слишком ласково протянул Куприн, – где ты была? Отчего не ночевала в своей кроватке?

– Э… э…

– Только не ври, – предостерег супруг, – я вернулся вчера около полуночи.

– Ну… э… э…

– Отчего столь странно вырядилась?

– Теперь так модно, – нашлась я, – длинная юбка и платок!

– Хорошо, и…

Дзынь-дзынь… – ожил дверной звонок.

Олег мигом подошел к створке и распахнул ее, на пороге возникла Антонина.

– Это хамство! – заорала она с порога. – Оплатите босоножки!

– Вы о чем? – удивился Куприн.

– Кристина нахалка, – понеслась Антонина, – вырастили невесть кого! Проститутку!

– С ума сошла, – рявкнула я, – убирайся!

– Ну уж нет, – ухватилась цепкими пальцами за косяк соседка, – теперь все скажу!

Из слов Антонины явствовало, что вчера она сидела на лавочке у подъезда, радуясь отличной погоде. Не успела женщина вытащить газету, как из дома вылетела Кристина, как всегда, в срамной мини-юбочке, лицо занавешено длинными волосами, в руке сигарета.

– Ты куришь? – возмутилась наша «совесть». – Немедленно брось, завтра же родителям расскажу. Эй, стой!

Желая навести порядок, Антонина схватила Кристину за футболку, девочка, не говоря ни слова, попыталась вывернуться, но Тоня вцепилась в жертву клещом. И тогда, по-прежнему молча, Кристя подняла ногу и изо всей силы наступила местной «правдолюбке» на босоножку. Каблук прорвал тряпичный верх обуви. Антонина заорала от боли и злобы, Кристя ловко вывернулась из ее ослабевших рук и была такова.

– Теперь платите за баретки, – визжала Тоня, – во, смотрите, совсем испорчены.

– Но почему вы решили, что это Кристина? – изумился муж. – Девочки нет в Москве, и она не курит.

– Да такие волосья рыжие только у ней, занавесит морду и бежит, потом одежда ее, сумка, – забрюзжала соседка, – а то я не знаю! Не курит! Вот Танька Махова из сороковой тоже тише воды была, а теперь от сифилиса лечится! Позор и срам на всю семью.

Кое-как Куприну удалось выпихнуть клокотавшую ненавистью соседку и запереть дверь.

– Немедленно объясни, что у нас происходит! – повернулся он ко мне.

– Когда ты вернулся, кто был дома? – спросила я.

– Никого.

– Совсем?

– Абсолютно!

– Это Оля, – вздохнула я, – правильно. Волосы мы ей в рыжий цвет перекрасили. И одежда Кристины, вот только Оля уверяла, что не курит, наверное, соврала, но ее понять можно, девочка росла практически беспризорной!

Олег крепко взял меня за плечо, дотащил до кухни, сунул в кресло и велел:

– Живописуй подробности! Во что опять вляпалась?

– Может, потом?

– Сейчас.

– Спать хочется, еще пить и есть, – заныла я, пытаясь разжалобить супруга, но Куприн отчего-то обозлился еще сильней.