Кемаль Ататюрк
Шрифт:
Что же касается Кемаля… Сцена происходит на балконе дома в Гёзтепе: луна освещает силуэты Кемаля и Латифе, тогда как пламя пожара продолжает поглощать Измир. Если верить Исмету Боздагу, написавшему книгу о любви Кемаля и Латифе, гази произнес: «В день прибытия я сказал Рушену Эшрефу, что буду очень сожалеть, если мы нанесем ущерб этому прекрасному городу, освобождая его… А сегодня он горит на моих глазах».
Латифе его успокаивает, она говорит о том, что ему удалось реализовать свою мечту, что турецкий флаг раскрылся, словно цветок, на вершине крепости — какой символ! Она говорит о будущем родины, о радости быть у себя дома. «Мой паша, я готова быть вашей рабыней до конца дней», — склоняет Латифе голову на грудь гази. «Для меня ты не Латифе, дитя мое; ты будешь Латиф…» Если
Кемаль влюблен. В белом костюме или кавказской рубашке он принимает друзей в «Белом доме» Гёзтепа. Одна вечеринка следует за другой, друзья вспоминают Салоники, под звуки фарандолы мужчины, положив руки на плечи друг друга, исполняют танец.
Кемаль буквально околдован и делится своими мечтами с Хусейном Рауфом и Али Фуадом: «После войны мы приобретем небольшой участок на эгейском побережье с виноградником, курами и заживем как петухи!» Друзья с изумлением посмотрели друг на друга. Не ослышались ли они, и это говорит Мустафа Кемаль, тот Кемаль, кто еще несколько недель назад отвергал советы Халиде Эдип отдохнуть и обещал бороться с оппозицией после поражения греков?
Рауф и Фуад, каждый по-своему, пытаются напомнить ему о суровой реальности, об оппозиции, о трудностях при обсуждении будущего бюджета, о воинственном настрое тех, кто хочет без промедления направить армию на Стамбул, о том, какой риск представляет война с англичанами.
В самом деле, сейчас не время предаваться мечтам. На севере турецкие войска подошли к Дарданеллам, к границе нейтральной зоны, недавно созданной англичанами, чтобы отделить турок от греков. Греки покинули Анатолию; 20 сентября греческий Генеральный штаб объявил о «конце операций в Малой Азии». Если французы и итальянцы вывели свои немногочисленные войска из нейтральной зоны, то англичане, вопреки указаниям из Лондона, остались там: в Чанаккале турецкие и английские солдаты столкнулись лицом к лицу, готовые вступить в бой.
Кемаль неоднократно повторял, что он не сражается с англичанами, его интересует только одно — Национальный пакт. Но задета британская честь, и Черчилль, убежденный, что турки готовы начать наступление 30 сентября, требует у своих представителей в Стамбуле предъявить туркам ультиматум. Но всё же англичане понимают, что туркам невыгодно сражаться с ними, им достаточно развернуть позиции войск к Стамбулу. Их главная цель — перемирие, предложенное Кемалю Пуанкаре, Керзоном и Сфорца.
Кемаль медлит с принятием окончательного решения. 29 сентября, после приватных бесед с Франклен-Буйоном, он наконец дает согласие. Он лично соглашается с принципом перемирия вопреки мнению всех, гражданских и военных депутатов, кто кричит: «На Стамбул!» Он покидает «Белый дом» Гёзтепа, Латифе не сопровождает его. Их близость очевидна: молодая женщина теперь подруга гази, но отказывается стать его любовницей. А Кемаль выдвигает «свои принципы»: он поклялся, что не женится до тех пор, пока не добьется своей главной цели. Латифе, в свою очередь, тоже говорит о своих принципах, даже если они плохо маскируют ее амбиции. Юная женщина отвечала офицерам, предлагавшим ей руку и сердце: «Я выйду замуж только за самого главного мужчину в стране!» «Но это султан!» — воскликнул один из них. «Ну что ж, тогда я выйду замуж за него!»
Переговоры о перемирии проходят на берегу Мраморного моря, в пригороде Муданьи: с одной стороны — Харингтон, Шарпи и Монтелли, с другой — Исмет. Командующий Западным фронтом был назначен главой турецкой делегации. Этой чести он был удостоен не потому, что имел опыт подобных переговоров с болгарами в 1913 году. Кемаль доверил ему эту миссию, так как был уверен, что Исмет будет точно следовать его указаниям и не проявит никакой неуместной инициативы.
Всем журналистам, поспешившим в Измир взять интервью у Кемаля, всем военным и дипломатам гази заявил: Восточная Фракия вплоть до реки Марица должна принадлежать Турции, а греки должны эвакуироваться оттуда в течение тридцати дней после заключения перемирия.
Переговоры
Упрямый Харингтон не собирается уступать туркам. Исмет тогда получает приказ Кемаля прибегнуть к угрозе: турки готовы начать наступление. И Кемаль не блефует. Он только что подтвердил Национальному собранию, что страна хочет жить в мире, что настал час для развития и процветания родины. Но если нужно вступить в бой в последний раз, турки будут сражаться. 7 октября Монтелли и Шарпи соглашаются с требованиями турок. Тогда Харингтон покидает стол переговоров; вернувшись через два дня, он делает последнее предложение: союзники временно оккупируют Фракию, а турки покинут свои позиции на Дарданеллах и полуострове Измит. В результате на шестой день переговоры зашли в тупик. Возобновление враждебных отношений неминуемо: тогда как Дамат Ферит-паша и король Константин признали свое поражение, причем первый бежал в Ниццу, а второй отрекся от престола, Лондон дает несколько часов Харингтону, прежде чем открыть огонь по туркам.
Всё решается в Анкаре Кемалем, довольным, что отказался возглавить турецкую делегацию на переговорах, а, напротив, остался сдерживать волнения парламентариев, спешивших давать ему советы. Кемаль внимательно перечитал отчеты и телеграммы, присланные ему Исметом. В одной из телеграмм от Франклена-Буйона его внимание привлекла одна фраза: Франция поддержит требования турок на предстоящей мирной конференции.
10 октября он телеграфирует Исмету, требуя подписать договор о перемирии. Кемаль принял решение; он повторяет дословно то, что заявил в Национальном собрании на прошлой неделе: «Миссия нашей армии завершена. Теперь необходимо урегулировать проблемы дипломатическим путем». Возмущенные парламентарии вопят о том, что у них украли победу.
11 октября 1922 года в 6 часов утра перемирие было подписано в Муданье. Мудрос и Севр остались позади! Но окончательный мирный договор еще не подписан, и Стамбул остается оккупированным.
Через пять дней Кемаль прибывает в Бурсу. Город, избежавший разрушения войной, устроил ему восторженную встречу: население Бурсы воздавало должное генералу.
В зале «Востока», большого кинотеатра Бурсы, собрались семьсот сирот, прибывшие из Стамбула, их окружают взволнованные преподаватели и преподавательницы, все в черном. А на сцене — военные командиры: Февзи, Исмет, Кязым Карабекир, приехавший с другого конца Анатолии, все они в парадной форме. Только Мустафа Кемаль предпочитает охотничий костюм, в каком он был в Анкаре.
Кемаль застыл в торжественной позе перед огромным турецким флагом. Все участники взволнованны, женщины плачут. Наконец он обращается к присутствующим: «Мы выиграли великую битву, необычайно тяжелую и сложную. Тем не менее это еще ничего не значит, если вы не придете на помощь, чтобы выиграть сражение за образование». Кемаль поворачивается к мужчинам: «Если отныне женщины не станут принимать активного участия в жизни общества, если мы не изменим радикально наши обычаи, мы никогда не добьемся подлинного развития. Мы останемся навсегда позади, неспособные общаться на равных с цивилизацией Запада». Под бурные аплодисменты Кемаль продолжил: «Оставайтесь самими собой, но сумейте взять у Запада то, что необходимо для жизни цивилизованных людей. Пусть в вашу жизнь войдут наука и новые идеи; в противном случае Запад поглотит нас».
Вслед за Кемалем другие генералы, а за ними интеллектуалы из его окружения выступили с короткими речами, а затем происходит удивительная сцена. Сидящие на сцене и в зале смешались, Стамбул и Анатолия соединились, преподаватели, учащиеся, военные, рядовые и герои войны слились в шумную, беспорядочную толпу, и только ходжи, начав читать молитву, восстановили тишину. А за стенами кинотеатра дул резкий, горячий ветер. Вооруженная борьба завершилась; начинается другая война.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
НАСТАВНИК