Кемаль Ататюрк
Шрифт:
Несколько приемных дочерей Кемаля оказались достойны своего отца. Афет Инан стала его советником, известным историком, активным проводником культурной революции, которую осуществлял Кемаль в тридцатые годы. Сабиха Гекчен стала первой женщиной — военным летчиком в стране [60] . Они — современные женщины, счастливые и свободные, образцовые представители новой Турции.
К этому времени шляпы были признаны всеми турками. Но в конце 1925 года шляпы еще только пробивали себе дорогу. Правда, в Стамбуле эта инициатива Кемаля была поддержана: в бывшей столице выстраивались очереди за шляпами, коммерсанты и местные производители не успевали удовлетворять запросы. Каждый хотел первым продемонстрировать свою шляпу. Единственный раз, когда Анкара приняла решение, не вызвавшее
60
Сабиха Гекчен, чье имя носит аэропорт местных авиалиний в Стамбуле, училась в Качинском летном училище в России в 1920-х годах. — Прим. ред.
Братья Борсалино удовлетворенно потирали руки: шляпная революция предоставила им турецкий рынок. Однако их энтузиазм длился недолго: в Сивасе, Кайсери, Эрзуруме, Ризе, Мараше, Гиресуне, Самсуне и многих других анатолийских городах ношение шляп вызвало бурю протеста. «Мы не хотим, чтобы наши государственные служащие были похожи на гяуров (неверных)!» — кричали манифестанты, часто возглавляемые религиозными деятелями или, как в Сивасе и Мараше, мэром города и бывшими депутатами. В этой части страны, на севере и востоке Анатолии, всё население за исключением армии и среды, близкой к правительству, отвергало шляпы и все другие идеи модернизации, пропагандируемые Кемалем.
Правительство не ожидало такого недовольства и динамизма оппозиции: одновременные выступления в разных городах наводили Исмета на мысль, что это движение организовано извне. Это было еще одной причиной не отступать и ответить ударом. Прислуга французского посла, отправившись на рынок, чуть не ударилась головой о ноги повешенных: шесть пар ног болтались на площадке перед посольством; в провинции аресты и смертные приговоры умножались, а город Ризе был обстрелян крейсером.
Но эти меры были только началом. Настоящий ответ оппозиции Кемаль подготовил в Национальном собрании менее чем за шестьдесят дней: международные время и календарь заменяют традиционную мусульманскую систему; разработан Гражданский кодекс; наконец, 1 марта 1926 года депутаты принимают Уголовный кодекс. Полигамия запрещена, законным считается только брак, зарегистрированный представителем государства; развод должен быть представлен на решение суда мужем или женой. Запрещается любая пропаганда против принципов светского государства.
Клод Фаррер, известный своими симпатиями к Османской империи, резко критикует светскую революцию, предпринятую Кемалем: «Искоренять религию народа, столь близкого еще к своим корням, для которого религия всегда была важной составляющей его жизни, — серьезная ошибка». В отличие от того, что думает Фаррер, Кемаль — не атеист, а его модель государства — вовсе не советская. Он борется с клерикализмом, а не с религией. Он считает, что религия — это личное дело каждого, что ее следует освободить от безрассудных обрядов, чтобы она не противостояла нации, и добьется своего: религия станет цивилизованной.
Что касается эмансипации женщин и полного отделения религии от государственных дел, то следует придерживаться единственного правила. «Эта нация признает теперь, что в интернациональной борьбе за существование единственное средство, которым располагают нации, — это признание западной цивилизации», — утверждает Кемаль на открытии факультета права в Анкаре. Еще более четко это сформулировано в преамбуле Гражданского кодекса, где заявлено, что «нет никаких фундаментальных различий в нуждах наций, принадлежащих к современной семье цивилизации»: западная цивилизация и цивилизация — это единственная и одна и та же реальность.
Кемаль не был первым в Турции, кто восхищался западной цивилизацией. Еще во второй половине XVIII века государственные деятели и интеллектуалы внимательно изучали Запад, пытаясь найти объяснение упадку Османской империи и возможные пути выхода из кризиса. Впрочем, ряд реформ, проводимых Кемалем, предлагался и ранее и даже был узаконен. Например, во время Первой мировой войны было принято несколько законов, передающих религиозные школы и суды в ведение светской администрации и превращающих браки в светский контракт.
Революционное своеобразие Кемаля и величие его реформ в другом. «Османские порядки были замкнуты в круге, ограждены непроницаемыми стенами, — анализировал
Твердо опираясь на национализм, Кемаль смело повел свой народ по неизведанному пути.
Глава восьмая
РЕШИТЕЛЬНЫЕ РЕФОРМЫ
«Не будем питать иллюзий, товарищи, совершенная нами революция еще не понята по-настоящему народом. Увы! Народ пребывает в неведении. Ускоренный темп реформ, происходящих одна задругой, приводит его в замешательство, народ в растерянности и опрометчиво кидается в ряды реакционных движений. Ему приказывают носить шляпу? Он соглашается и надевает шляпу. И вы воображаете, что он делает это от чистого сердца? Нет, товарищи! На самом деле народ в настоящий момент против того, чтобы носить шляпу…»
Человек, произносящий эту речь, — не реакционер, не коммунист. Весной 1926 года доктор Энвер, не имеющий никаких родственных связей с ушедшим из жизни лидером юнионистов, участвует в годичном конгрессе Турецкого центра. Турецкий центр, созданный в 1912 году по инициативе Мехмета Эмина, Зии Гёкалпа, Халиде Эдип и Хамдуллы Суфи с целью развития национальной культуры, оказался на передовой кемалистской революции. Кемаль объявил турецкие центры общественным объединением, Латифе была их почетным президентом, а гражданские и военные администрации получили приказ всячески помогать и содействовать им. Задачами турецких центров были выступление против консерватизма Востока, пропаганда западной цивилизации среди населения, организация конференций и выставок, сохранение народных традиций, забота о гигиене и здоровье крестьян, защита национализма. Одним словом, согласно формулировке французского посла Сарро, турецкие центры были «одним из лучших помощников республики националистов». После курдского восстания 1925 года турецкие центры оказались более эффективны, чем республиканская партия, в пропаганде идей кемалистов в Восточной Анатолии.
Поэтому к словам доктора Энвера следовало отнестись серьезно.
Народ в замешательстве, а как могло быть иначе? С 1922 года Турция постоянно переживает потрясения, по выражению французского журналиста Жентизона, народ буквально «вывернули наизнанку».
Революционное нарастание реформ смело практически все ориентиры. Новые ценности не усваиваются сразу. Например национализм. После подписания договора в Лозанне Анкара постоянно утверждала неоспоримость принадлежности Турции провинции Мосул. Но когда в конце 1925 года Лига Наций принимает решение о передаче провинции Мосул Ираку, что соответствовало интересам Лондона [61] , правительство Турции ограничивается лишь дипломатической реакцией. Многие, особенно в Генеральном штабе, предпочли бы военное решение проблемы и рассматривали лишь как слабую компенсацию подписание договора с Москвой о дружбе и нейтралитете. Гази и Исмет пытаются изменить взаимоотношения государства и народа. Некоторые губернаторы, мэры и начальники полиции были смещены за злоупотребление властью. Министр финансов запретил таможенникам получать мзду, но через девять месяцев был вынужден назначить премии тем, кто будет доносить на чиновников, получающих взятки: старые привычки оказались устойчивыми, и в то же время появлялись новые виды злоупотреблений. Политика общественных работ, строительство, обустройство Анкары, участие многих политиков в частных предприятиях создавали нездоровый рабочий климат. Один из приближенных к Кемалю дошел до того, что стал продавать сигары под названием «Гази Мустафа Кемаль-паша»!
61
Тем не менее Лига Наций потребовала от Лондона продлить свой мандат на Ирак на 25 лет и сделать официальным курдский язык в этом регионе, отсутствие которого было бы благоприятно для «сохранения суверенитета Турции».