Кембриджская история капитализма. Том 1. Подъём капитализма: от древних истоков до 1848 года
Шрифт:
Таково было состояние научной дискуссии в 1920-е годы. Любопытно, что эта дискуссия застыла, дойдя до конца 1980-х годов в форме окаменелости. Она сосредоточилась лишь на самой примитивистской стороне Вебера, как было со знаменитой «Античной экономикой» Мозеса Финли (Finley 1999 [1973]). Вплоть до предыдущего поколения все еще предполагалось, что Древняя Греция представляла собой общество, в котором доминировала элита, состоявшая из богатых землевладельцев, которые жили в городах и эксплуатировали бедную деревню, где люди жили в полнейшей нищете. Преобладавшая ортодоксальная точка зрения признавала существование торговли, но эта торговля предполагалась ограниченной, поскольку считалось, что она функционировала почти исключительно ради обеспечения предметов роскоши для элиты. Финансовые операции при таком понимании должны были оставаться примитивными и в основном заключаться в практике частных ростовщиков. Могло происходить увеличение численности населения или даже рост объемов производства. Но такой (ограниченный) рост имел бы чисто экстенсивный
Вывод был очевиден: стагнирующая экономика и общество, основанное на сборе земельной ренты с бедных эксплуатируемых крестьян, вряд ли могут быть определены как капиталистические. Именно поэтому также возможный «капиталистический» аспект классической античной экономики теперь был полностью исключен из общей картины. Если бы такое видение было верным, для Древней Греции не было бы места в мировой истории капитализма.
Эта, казалось бы, столь авторитетная ортодоксальная позиция сейчас полностью утратила актуальность. Последние исследования (Bowman and Wilson 2009; Scheidel 2012; Scheidel, Morris, and Sailer 2007) создали новую, гораздо более динамичную, картину античной экономики в целом. Это не делает античную греческую экономику «современной капиталистической экономикой». Но среди передовых обществ этого периода, соответствующего отрезку времени приблизительно с 1000 года до н. э. по 1700 год н. э., когда основная масса выпускавшейся продукции являлась продукцией сельскохозяйственного производства, Древняя Греция (а после нее Римская империя в начале своего существования) демонстрирует признаки исключительно динамичного общества и экономики. Наблюдался удивительно интенсивный рост, основанный на очень благоприятных глобальных институциональных рамках, разделении труда, экстенсивной торговле, радикальных улучшениях в финансовой и договорной практике, а также технических нововведениях.
Это не делает Древнюю Грецию истинным капиталистическим обществом, если мы ограничим определение капиталистического общества до такого, в котором созданный человеком капитал (а не земля) является главным фактором производства и где накопление капитала в рамках конкурентных рынков играет ключевую роль в определении экономических институтов. Однако Древняя Греция по праву занимает свое место в мировой истории капитализма, так как служит источником сравнительной информации для последующего и более продвинутого экономического развития, а также просто благодаря своему фундаментальному и долговечному вкладу в технологии, науку и экономические институты в перспективе longue dur'ee.
Рост, население и потребление
Измерение роста, наблюдавшегося в прошлом, всегда представляет собой сложную задачу. Мы можем использовать только косвенные данные, на основании которых можно сделать оценку роста. Хотя сами цифры, полученные в результате такой оценки, постоянно будут объектом споров, факт происходившего роста вне сомнений, и это полностью меняет картину стагнирующего общества в старой парадигме. Именно в этом смысле выражение «богатые эллины» лучше всего характеризует древнегреческую экономику (Ober 2010). Экономический рост греческого мира не происходил в изоляции внутри Средиземноморья. Он вызывал более обширный рост, в котором Запад занял отчетливую лидирующую позицию после 200 года до н. э. и, в свою очередь, был частью этого роста. Данные статистики кораблекрушений в период с 700 года до н. э. до начала нашей эры (рис. 3.1) неопровержимо свидетельствуют об исключительном росте торговли и, следовательно, глобального процветания в этот период. После приблизительно 50 года амфоры сменились бочками. Поскольку амфоры являются лучшим обозначением места кораблекрушения, а деревянные бочки гниют, это также означает, что кораблекрушения перестали быть столь надежным источником косвенных данных об экономической деятельности в период после I века, каким они были для предшествующего периода.
РИС. 3.1.
Средиземноморские кораблекрушения, датируемые в диапазоне ста лет, показанные в соответствии с равной вероятностью крушения в любой год диапазона для каждого крушения
Источник: Wilson 2011a: 35, рис. 2.4.
Для Древней Греции археологические данные (количество населенных мест и их размер) также представляют неопровержимое свидетельство мощного демографического роста в период с начала I тысячелетия до н. э. и концом IV века до н. э., хотя и при наличии региональной специфики (Scheidel 2007: 44–47). Более точно, начиная приблизительно с 750 года по 300 год до н. э. численность населения могла вырасти вчетверо (некоторые ученые утверждают, что значительно выше), а иммиграция из самой Греции привела к тому, что группы греческого населения осели в Южной Италии, на Сицилии, а также в Северной Африке и вокруг Черного моря (Morris 2006b).
Вне всяких сомнений, материковая Греция и Киклады около 300 года до н. э. были населены
Это новое процветание можно видеть и в коллективном, и в частном потреблении. Общественные блага, такие как канализация, фонтаны, стадионы, бани, а также общественные сады, праздники и иногда библиотеки в то время предоставляли услуги, которые в основном не были известны другим цивилизациям. Качество этих услуг резко выросло в конце классического периода и достигло высшей точки в период эллинизма. Что касается частного потребления, то оно широко засвидетельствовано количеством товаров, доступным значительно большей, чем пять веков назад, доле населения в классический период, а самого высокого значения этот показатель достиг в период эллинизма. Дома были больше по площади и обычно оснащались черепичной крышей и резервуаром для воды; обычными предметами потребления были одежда, основная домашняя утварь (например, столовые приборы, горшки и сковороды из керамики и металла), как правило, достаточное количество умеренно разнообразной пищи, а также ванны, металлические дверные замки, детские игрушки и надгробные камни для умерших (даже рабы иногда могли рассчитывать на небольшой памятник), о чем свидетельствуют как детали вазовой росписи, так и многочисленные археологические находки (Morris 2004, 2005; Ober 2010).
Это не делало Грецию обществом потребления в современном смысле этого слова, так как в ней все еще преобладала нужда, а не изобилие. Но по крайней мере это было общество, в котором значительная часть населения получила доступ к широкому набору базовых товаров, и даже товаров почти роскошных. Этому не было прецедентов до начала Нового времени в Англии и Нидерландах (где уровень потребления был, несомненно, еще выше). То же самое можно сказать о годовом приросте капитального дохода на душу населения, даже если этот прирост лежал в диапазоне 0,07-0,14 % (Ober 2010: 251). Совокупный темп роста в течение очень длительного периода существенно превышал показатели любого другого общества того времени. То же самое наблюдение было бы верным и в случае любого другого общества до прорыва, произошедшего в Голландии, а затем в Британии в начале Нового времени. Это означает, что древнегреческой экономике удалось также избежать обычной мальтузианской ловушки, когда рост доходов на душу населения быстро нейтрализуется демографическим ростом.
Особые условия города-государства
Чтобы осмыслить этот рост греческого мира в архаический и классический периоды – рост, который также имел место в новых эллинизированных регионах эллинистического мира, мы должны отметить, что он очевидным образом привязан к оригинальному институту: новой и специфической форме города-государства. До масштабного крушения в конце бронзового века политические и экономические институты греческого мира не отличались от институтов империй Ближнего Востока, особенно могущественных месопотамских царств. Это был мир со сложным дворцовым хозяйством, построенный на дани, выплачиваемой царю в натуральной форме местными крестьянскими общинами (Shelmerdine, Bennet, and Preston 2008). Вскоре после 1200 года до н. э. в микенской Греции, как и в ближневосточных царствах, начался процесс разрушения (Deger-Jalkotzy 2008). После этого общего кризиса в конце бронзового века восточные государства восстановились на похожей основе, где в натуральной форме выплачивалась дань, а царь снабжал продовольствием своих слуг, чиновников и солдат. Однако в I тысячелетии до н. э. мы можем наблюдать также увеличение роли ценных металлов, преимущественно необработанного серебра, в переносе стоимости. Куски серебра, надлежащим образом взвешенные, могли использоваться в сделках государством, храмами и даже людьми. Но все же серебро не было уникальной и универсальной формой оплаты или сохранения стоимости. Все еще были обычны платежи зерном или другими товарами, например при оплате труда. Однако серебро в качестве денег играло все большую роль в Вавилоне VII и VI веков (то же самое можно сказать о Месопотамии и наиболее развитых частях Ближнего Востока в период Ахеменидов). Отсюда возникла новая, хотя и специфическая, форма рыночной экономики (Jursa 2010: 4б9-753).
Нам не следует забывать о том, что альтернативным для греческого города-государства институтом в архаическом и классическом мире была основанная на сборе дани империя. В конце архаического периода, после 525 года до н. э., все восточные империи были объединены в одну Персидскую империю, которая переживала удивительный период роста и успеха (Bedford 2007). Не стоит умалять привлекательность этой системы и бросаемый ею вызов. Если в средиземноморско-ближневосточном мире этого времени существовал «институциональный выбор», то это был выбор между греческой моделью организации и иерархической бюрократической империей, в которой доминировала одна нация – персы.