Кембрия. Трилогия
Шрифт:
– Возьми у меня задаток в счет будущего года. Я и на тот год буду покупать лен. Если согласишься мне продать по той же цене, что и в этом году… Заем не хочешь? Отдашь меньше, чем возьмешь. Льном, не золотом. Или тебе удобнее шерстью? Шерсть не золото, на овцах отрастает. Если не будет каких напастей… Чтобы без обмана, составим договор на бумаге. Неграмотный? Епископ Теодор тебе подтвердит, что я написала именно то, о чем мы договоримся. Кстати, не хочешь ли охранную грамоту от фэйри?
Охранные грамоты расходились хорошо, покрывая риск от контрактов на следующий год. К полудню у Немайн болели от писанины руки, а Дэффид раздулся от выпитого при обмытиях крупных сделок пива – но дело
Новость достигла Михаила Сикамба с утра первого дня торга. Ошеломленный приказчик с трудом выискивая слова, сообщил, что на рынке видели ту, с которой достопочтенный Михаил желал поговорить. Ту, но не совсем ту. Потому, что она как бы не она. Но она. Похожа, да и нет другой‑то. Или есть? У бойкого малого случилось такое косноязычие, что понятных подробностей выжать не удалось. И купец решил немного отложить выяснение – золото шло потоком. Но не забыл. Такое забудешь. Даже поддельный перстень с такой геммой был проблемой императорского уровня. По новеллам Юстиниана носителя и изготовителя следовало немедленно изъять и доставить в столицу для разбирательства. Хотелось бы знать, как. А настоящий… Михаил поежился. Ну за что человеку дана голова? Ел бы чем‑нибудь другим, глядишь, и не отвлекался бы на глупые мысли. Тем более, обед был достоин тщательной дегустации, той самой, которой так и не научились у настоящих римлян константинопольские греки. Как можно думать даже и о сохранности жизни, когда изысканное блюдо вместе с духмяным паром испускает вкус? Нет, древние знали, что в мире на котором месте. Михаил для того и выбрался во внутреннюю часть павиллиона – перекусить без помех. Похоже, оправившаяся Гвен превзошла отца по всем статьям. То, что ему принесли в судках в качестве обеда, оказалось достойно внимания самого Лукулла! Увы, главным соусом оказался не рыбный ликвамен, а суетные мысли.
Старый, завербованный еще предшественником Михаила, агент, врать не мог. Да его распирало от радости, что в кои‑то веки пригодился! Ошибаться… Свое дело ювелир понимал. Собственно, и осведомителем заделался после того, как был схвачен за ваяющую фальшивые драгоценности руку. А у неподдельных камней такого размера путь один – через сокровищницу царей, да через эргастерии Меры. Еще можно заподозрить работу мастера по арабскому заказу. Перса или римлянина – неважно. Но арабы до последнего времени предпочитали саблю тонким интригам…
Купец не заметил, как остался один на один с десертом. Крайне странным. Горячая черная жидкость не напоминала ни один из известных напитков. Это означало, что на этот раз Гвен придумала что‑то новенькое. Чашек почему‑то было три. Запах показался Михаилу приятным. И он как раз решился попробовать когда священнодействие обеда было окончательно разрушено торопливыми шагами, запахи размел взмах заменявшего дверь полога…
– Михаил, выгляни. – Лица на компаньоне не было. – Я не знаю как себя вести! Я вообще схожу с ума! Ты помнишь трактирщика и его дочь, рыжую? Они явились. И ее видели слуги… Да что слуги! Есть же иноземные купцы. Ее, считай вся ойкумена видела!
– И что? – Михаил поставил чашку на укрытый льняной скатертью стол. Шик торгующего с Уэльсом человека.
– Выйди к ним
Сикамб потряс головой. Не помогло. Но… На столе стояли три чашки с черным напитком.
– Пригласи ее, – сказал, – и отца приемного – тоже. И займи других клиентов…
А не подслушивай. Но компаньона вымело. Глухие, торопливо вежливые фразы сквозь щель под неплотно прикрытой дверью. Частые тяжелые шаги.
Михаил, хоть жил и не в Италии, был истинным римским гражданином. Рожденным на восьмом веку империи. Инстинкт согнул его в поясном поклоне. Лишь когда тело распрямилось, разум отметил то, что чутье подсказало и так: наряд неожиданно прибавившей в росте гостьи, незамысловатый и монашески скромный, соответствует самым строгим понятиям о достоинстве. Ни шитья, ни драгоценностей. Простая белая – и светло‑серая – ткань. Что только подчеркивает изысканную форму одеяния и винную каплю рубина на среднем пальце правой руки. А на голове вместо покрывала полоса льняной ткани. Белая на красном. Красном, как свежая кровь.
Худшие опасения сбылись, и именно исходя из них приходилось строить будущую игру. На головы – в роли малозначащей фишки.
Странно, но разговор завели о торговле. И с первых слов Сикамба хлестнул по ушам вкрадчивый, распевный выговор. Ему доводилось слышать это произношение. В те годы, когда ходил в столицу империи.
– Как видите, приличные дамы в Камбрии есть. – Рыжая улыбалась одними губами. – Ваш комит ошибался. А вы, между прочим, обещали рассказать о событиях последнего года. Что на рубежах с магометанами? Заключен ли мир?
– В Сирии происходят какие‑то стычки, – пожал плечами Михаил, – а мира с язычниками быть не может. Но это‑то как раз старо и не интересно. После падения узурпатора Валентина новых мятежей не было. Так что базилевс Констант спокойно правит, и все мы молимся за него. Но в Африке первое слово принадлежит теперь экзарху Григорию. Который, однако, остается всего лишь экзархом, и на власть над империей не покушается, так что в столице его терпят. Ах, да, Констант помолвлен! Возможно, когда мы вернемся в Африку, у нас будет императрица…
Дэффид не мог взять в толк, отчего купец так тушуется. Мелет языком не по делу. Дело‑то простое. Раз мира с язычниками нет, значит, льна из Египта в империи тоже нет. Значит, лен должен вырасти в цене. Полотно можно продать задорого. Раз мира нет, значит нужна одежда для воинов – тут лучше льняной нет, нужно оружие. Флоту нужны канаты – тоже лен. Вывод: пусть берет хоть все, что есть, но дороже, чем в прошлом году. На треть.
Римлянин сопротивлялся настолько вяло, что Дэффид признал: перестарался. Старики говорили верно: сиды достаточно. Похоже, Немайн таки чувствует цену. Стоило огород городить? Вот как Михаил завороженно смотрит. А с другой стороны: кофе выпит, по рукам ударили, задаток взяли. Может, в империи лен взлетел так, что ему и эти цены счастьем кажутся? Пора и честь знать.
Земляной пол византийской конторы оказался предательски ровным. За порогом пришлось снова привыкать к выбоинам и колеям на грунтовой улице предместья. Именно в этот момент раздался голос Тристана.
– Леди сида! Э‑эй! Пришли франки! Здоровенный халк! А на халке несколько священников. Кажется, даже епископ есть. Сейчас они беседуют с братом Марком… И мама просила передать вот это…
Сида повернулась чуть резче, чем следовало. Высокая подошва свернулась набок, Немайн начала валиться набок, как корабль без балласта. К счастью, рядом был устойчивый, как скала, Дэффид, подхватил, не дав упасть. А вот повязку о сильное плечо сида перекособочила. Уши обрадовано выскочили на волю.