Кеноби
Шрифт:
— Так вот, ты ошибся.
Он оглянулся:
— В самом деле? Тебе совсем не скучно?
Эннилин в сердцах пнула ногой холодильный блок:
— Я слишком устаю, чтобы оставались силы скучать! У меня дом рассыпается на части, потому что каждый вечер я возвращаюсь с работы ходячим трупом и засыпаю чуть ли не на кухонном столе. И дня не проходит, чтобы мои детки не нашли новый способ свести себя в могилу — как будто здесь и без того не хватает бед и опасностей. А моя работа… — с жаром добавила она, стремительным шагом приблизившись к загону. —
— Я знавал таких, кто бросил бы, — проронил Бен, прислонившись спиной к ограде.
Она ожгла его взглядом.
Он хотел сказать еще что-то, но осекся. Несколько секунд тишину нарушал лишь детеныш эопи, который терся носом о свою мать.
Наконец Бен решился:
— Эннилин… Думаю, ты уже свыклась с такой жизнью. Но она не ставит перед тобой новых задач, а ты больше не можешь делать вид, что это тебя устраивает. — Повернувшись, он положил обе руки на ограду и устремил взор в пустыню. — Ты дошла до предела и ищешь путеводную нить. И раз ты считаешь, что двигаться дальше некуда, тебе отчаянно нужен кто-то, кто будет рядом весь остаток жизни. Тот, кто поставит перед тобой новую задачу.
— Даже не знаю, — протянула Эннилин, вставая рядом у изгороди. — Эрбали Нап’ти столько задачек задает…
— Ты отлично понимаешь, о чем я.
Она со вздохом опустила взгляд на эопи. Она и правда отлично поняла, о чем он.
— Намекаешь, что нельзя выбраться из ловушки, заманив в нее еще кого-нибудь?
— Из любой ловушки можно выбраться по-разному, — заметил Кеноби. — Сегодня у меня была отличная возможность в этом убедиться.
Эннилин это замечание показалось несколько странным, но он тут же сменил тему.
— К тому же, — сказал он, — торговать в магазине — явно не мое призвание.
— Ты и покупки-то делать толком не умеешь.
Они посмеялись.
Бен шагнул было прочь от ограды, но она взяла его за рукав — не так настойчиво, как в прошлый раз:
— Подожди. Так просто ты не отвертишься. Дело ведь не только во мне. Дело и в тебе.
Он снова воздел руки:
— Я же говорил, что мне не нужно…
— Нет, — прервала его Эннилин. — Речь не об этом. Как-то я спросила тебя, не случилось ли с тобой что-то дурное. Ты ответил, что не с тобой, а с кем-то другим.
— Да.
Она сжала его запястье:
— Ты лжец.
— Прости?
— Ты лжешь самому себе. Это дурное, быть может, оно и случилось с кем-то другим. С кем-то, кто был тебе дорог. А значит, и с тобой тоже.
Бен упрямо возразил:
— Я не…
— Да, именно так. Произошло что-то ужасное, Бен, и мысль об этом разрывает тебя на части. Возможно, поэтому ты здесь. Но ты делаешь вид, что тебе все равно. Что тебя там не…
Она запнулась. Он опустил руки на ограду и внимательно смотрел на гостью.
— Ты был там, — прошептала Эннилин. — Ведь так? Когда все это случилось, —
Закрыв глаза, Бен кивнул.
— Не просто случилось, — прерывисто дыша, проговорил он. — Я сам послужил тому причиной.
Ее мысли лихорадочно заметались. Перед глазами вставали мрачные образы, которые хотелось тут же отогнать. Но Бен говорил вполне серьезно, и ей приходилось поддерживать этот тон.
— Из-за тебя… кто-то пострадал?
— Они пострадали по своей вине, — выпалил Бен. — Я оказался рядом лишь в самом конце. Но и в самом начале — тоже. Я должен был положить этому конец.
Она покачала головой:
— Ты же не всесилен.
— Я должен был положить этому конец! — Изгородь пошатнулась. — И ничего не сделал! В моих силах было остановить это безумие, но я сидел сложа руки. И этот грех теперь навеки на моей совести.
Взгляд Эннилин метался из стороны в сторону. Ограда под его руками ходила ходуном, и ей представилось, что еще немного — и стойки вырвутся из земли.
— Бен, не стоит винить…
— Откуда тебе знать? — Повернувшись, он схватил собеседницу за плечи, чем сильно ошарашил ее. — Я всех подвел. Ты хоть знаешь, сколь многие за это поплатились? И сколь многие платят до сих пор?
— Одного я знаю, — ответила она.
Бен отпустил ее. Его руки в бессилии опустились.
Ей еще не приходилось видеть в глазах других людей такую боль. Что он пережил? Через что прошел? Что, по его собственному разумению, натворил? Каждый день, что она с ним знакома, рождались и разбивались в прах новые догадки о его прошлом. Эннилин попыталась перебрать их все. Трагедия постигла его близких? Он был солдатом, чей поступок стоил жизни целому взводу? Управленцем, чья халатность привела к краху корпорации?
Ее мысли перескакивали с мелких промашек к неправдоподобным трагедиям, и в конце концов она решила, что это не так уж важно. Боль есть боль. Пусть даже Бен причинил кому-то страдания в прошлом, теперь его поведение не представляло угрозы. Ну, разве что собственному счастью.
Все инстинкты твердили: обними его. Но что-то удержало ее.
И она его не обняла.
— Бен, кажется, я поняла. Ты здесь ради того, чтобы искупить вину. Быть может, ради чего-то еще — я не знаю. Но искупление — одна из очевидных причин. Может, тебе станет легче, если ты выговоришься…
Бен покачал головой:
— Нет, не станет. — Бросив взгляд на заходящие солнца, он глубоко вздохнул и распрямился. — Извини. Мы приятно провели время, за что я тебе очень благодарен, но тебе лучше бы успеть домой засветло.
Он повернулся к дому; прежняя сдержанность вернулась. На краткий миг Эннилин пробила его стену самообладания — в этом она была уверена на все сто. Но не сомневалась она и в том, что большего не добьется. Точно не сегодня.
Опустив руки, Эннилин подошла к лендспидеру, на боках которого отражались алые закатные лучи. Она в последний раз оглянулась на Бена.