Кентавр
Шрифт:
— Сюда! — приглушенно воскликнула Нэнси. — Он сейчас войдет!
— Чушь! Он прошел дальше и собирается выйти на лужайку.
Они оба прислушались, затаив дыхание: звуки шагов раздались из соседней комнаты, Джон Берли, по-видимому, направлялся к окну.
— Сюда! — повторила миссис Берли. — Он точно вошел внутрь.
Прошла еще минута полнейшей тишины, когда они слышали даже дыхание друг друга.
— Мне не нравится быть здесь одной, — сказала женщина тоненьким дрожащим голосом и двинулась вперед, собираясь выйти.
Ее
— Нет! Ради бога, не ходи! — закричал он и, прежде чем она успела повернуть дверную ручку, бросился к ней.
Но как только его рука коснулась ее, в соседней комнате раздался глухой звук. Звук был громким, и на сей раз не было ветра, чтобы его вызвать.
— Это всего лишь та самая расшатавшаяся штука, — прошептал он.
Ужасное замешательство спутало его мысли и сделало речь бессвязной.
— Там нет ничего, что могло бы так греметь, — сказала она упавшим голосом и пошатнулась. — Я все выдумала…
Он подхватил женщину и теперь беспомощно смотрел на нее. Юноше стало казаться, что это лицо с широко открытыми глазами будет всегда преследовать его — испуганные глаза на мертвенной белизне. Потом раздался ее шепот.
— Это Джон, он…
В этот самый миг, охваченные паническим ужасом, они вновь услышали звуки шагов — уверенная поступь Джона Берли раздалась в коридоре. Их облегчение было столь сильным, что они оказались не в состоянии ни шевельнуться, ни говорить.
Шаги приближались. Молодые люди окаменели; Мортимер не разнимал рук, а миссис Берли не пыталась высвободиться. Они просто смотрели на дверь и ждали. В следующую секунду дверь широко распахнулась, и Джон Берли предстал перед ними. Он был так близко, что почти касался их, все еще в объятиях друг друга.
— Джон, дорогой! — вскрикнула его жена с удивительной нежностью, странным образом преобразившей ее голос.
Секунду он внимательно смотрел на них, потом спокойно произнес:
— Я собираюсь ненадолго выйти на лужайку.
На его лице ничего не было написано, он не улыбался и не хмурился, не выказывал никаких чувств, никаких эмоций — просто смотрел им в глаза. Потом мужчина вышел, и, прежде чем оставшиеся успели сказать хоть слово, дверь захлопнулась за ним. Берли исчез.
— Он пошел на лужайку. Он так сказал, — заикаясь, Мортимер первым нарушил молчание.
Миссис Берли наконец освободилась. Она молча стояла у стола, ее глаза смотрели в пустоту, губы были слегка приоткрыты, а лицо ничего не выражало. Она снова ощутила какие-то перемены, произошедшие в этой комнате, что-то улетучилось… Молодой человек смотрел на нее, не зная, что следует сказать или сделать. Лицо как у утопленницы. Теперь между ними возникла преграда, неуловимая, но почти осязаемая. Что-то несомненно пришло к концу, прямо у него на глазах. Преграда между ними становилась все выше и плотнее. Ее слова доносились до него будто издалека.
— Гарри… Ты видел? Ты заметил?
—
Юноша пытался напитать себя гневом и презрением, но безуспешно. У него перехватило дыхание.
— Гарри, он был другим. Его глаза, волосы, — лицо женщины покрыла мертвенная бледность, — выражение лица…
— Да что ты такое говоришь? Возьми себя в руки.
Мортимер видел, что она дрожит с головы до ног, схватившись за стол, чтобы не упасть. Его колени тоже дрожали. Он сурово посмотрел на нее.
— Другим, Гарри… другим.
Ее испуганный шепот вонзился в него, как кинжал. Потому что это было правдой. Он тоже заметил нечто во внешности Берли, выглядевшее необычно. Все это время они слышали его шаги, сначала спускающиеся по лестнице, потом пересекающие холл. Когда хлопнула входная дверь, легкая вибрация достигла их комнаты. Мортимер подошел к женщине неуверенными шагами.
— Дорогая! Ради бога, это все — полнейшая чепуха. Не изводи себя так. Я поговорю с ним — это моя вина.
По ее лицу он видел, что она не понимает его слов, ее мысли витали где-то вдали; к тому же он говорил не то, что нужно.
— С ним все в порядке, — быстро продолжил он. — Он не на лужайке…
Молодой человек не договорил, увидев, что ужас, сковавший ее мысли, теперь превратил лицо в белую маску.
— Это был вовсе не Джон, — вырвался вопль боли и страха из ее груди.
Она подбежала к окну, и он последовал за ней. К его огромному облегчению, внизу четко виднелась крупная фигура. Это был Джон Берли. В слабом рассветном сумраке они видели, как он пересекает лужайку, удаляясь от дома. Вот он пропал из виду.
— Вот он! Видишь? — прошептал Мортимер, вновь обретая уверенность. — Он вернется через…
Но в этот миг его прервал еще более громкий глухой звук из соседней комнаты, и миссис Берли, издав крик отчаяния, вновь упала ему на руки. Он едва поймал ее, так как холод и непостижимый ужас сковали его и сделали беспомощнее ребенка.
— Дорогая, моя дорогая! О господи! — Он наклонился и стал покрывать ее лицо поцелуями. Молодой человек совершенно обезумел.
— Гарри! Джон, о господи! — стенала она с болью в голосе. — Он принял его вид. Он обманул нас, чтобы дать Джону время. Джон сделал это.
Она резко встала.
— Иди, туда! — Нэнси показала на соседнюю комнату и тотчас потеряла сознание, повиснув на его руках.
Мортимер перенес ее бесчувственное тело на стул. Потом вошел в соседнюю комнату, где его фонарик высветил фигуру мистера Берли, висящую на стенном кронштейне. Он опоздал обрезать веревку на пять минут.
Кукла