Кентерберийские рассказы
Шрифт:
Но только женщин не пускай в свой дом».
«Не лучше ли сидеть под самой крышей,
Чем в доме от жены попреки слышать?
Ей с мужем только бы затеять спор,
Ему во всем идти наперекор».
«Поверь, что женщина, чуть платье скинет,
Как нету и стыдливости в помине».
«Что в нос свинье продетая серьга -
Жена, в свой дом впустившая врага».
Какою яростью, какой печалью
Его слова мне сердце наполняли
С
И в этот раз поняв, что нет конца
Проклятой книге и что до рассвета
Он собирается читать мне это, -
Рванула я и? книги три страницы,
И, прежде чем успел он защититься,
Пощечину отвесила я так,
Что навзничь повалился он в очаг.
Когда ж пришла в себя, то увидала,
Что на полу я замертво лежала
С разбитой в кровь щекой и головой
И в страхе муж склонялся надо мной.
Он был готов уж скрыться без оглядки,
Как застонала я: «Убийца гадкий,
Мои богатства думаешь прибрать?
Сюда! Хочу тебя поцеловать
Я перед смертью». Он тотчас смирился
И на колени тут же опустился,
Мне говоря: «Сестрица Алисон,
Забудь про все, ведь это скверный сон,
Навеянный той книгою проклятой;
В сегодняшнем сама ты виновата,
Но ты прости, что волю дал руке».
Ему в ответ я тотчас по щеке:
«Прочь, негодяй, презреньем отвечаю)
Язык немеет… Ах, я умираю!»
Но все ж по малости заботой, лаской,
А то, когда придется, новой таской
Был восстановлен мир, и вот с тех пор
Такой мы положили уговор,
Что передаст узду в мои он руки,
А я его от всяческой докуки
Освобожу и огражу притом.
Дела и помыслы, земля и дом -
Над всем я власть свою установила.
А чтобы той проклятой книги сила
Нас не поссорила, ее сожгла
И лишь тогда покой найти смогла.
Мой муж признал, что мастерским ударом
Он побежден, и не ярился даром.
«Дражайшая и верная жена,
Теперь хозяйкой будешь ты одна.
В твоих руках и жизнь моя и кров,
Храни же честь свою, мое добро!»
Мы с той поры не ссорились ни разу,
И, если доверяете рассказу,
От Дании до Индии не сыщешь
Такой жены, хотя весь свет обыщешь.
И муж мне верен был, да упокоит
Его господь в раю, – того он стоит.
Теперь, коль я не утомила вас,
С господней немощью начну рассказ.
Тут, рассмеявшись громко, кармелит
«Сударыня, – с улыбкой говорит, -
Да ниспошлет господь вам утешенье,
Такой длины
А пристав, только это услыхал,
Громовым басом в голос закричал:
«Клянусь спасителя распятым телом,
Монахов с осами сравню я смело.
Ведь, в самом деле, муха и монах,
Что в кушаньях, что в винах, что в делах, -
Повсюду липнут и суют свой нос.
Чего ты это о вступленье нес?
Длинно иль коротко, но нам по нраву,
И мой совет: не портить нам забаву».
«Советуйте, советуйте, сэр пристав,
Пусть будет яростен ваш гнев, неистов,
О приставах такое расскажу,
Что вам, мой друг, наверно, удружу».
«Свою побереги, приятель, кожу.
И ты, монах, мне можешь плюнуть в рожу,
Когда о братьях истины позорной
Всем не раскрою я до Сиденборна.
Тебя, монах, порядком я позлю
Той правдой, прямо в сердце уязвлю».
«Цыц, петухи, – стал разнимать хозяин, -
Чего вы напустились целой стаей
И доброй женщине рассказ начать
Вы не даете. Будет вам кричать,
Опомнитесь и людям не мешайте.
Хозяюшка, рассказ свой начинайте».
«Охотно, сударь, коль святой отец
Меня благословит». Тут наконец
Утихли оба, молвил кармелит:
«Исполни, женщина, что долг велит,
И бог тебе воздаст за послушанье,
А мы послушаем повествованье».
Рассказ Батской ткачихи
Здесь начинается рассказа Батской ткачихи
Когда-то, много лет тому назад,
В дни короля Артура (говорят
О нем и ныне бритты с уваженьем),
По всей стране звучало эльфов пенье;
Фей королева со своею свитой,
Венками и гирляндами увитой,
В лесах водила эльфов хоровод
(По крайней мере, верил так народ).
Чрез сотни лет теперь совсем не то,
И эльфов не увидит уж никто.
Монахи-сборщики повсюду рыщут
(Их в день иной перевидаешь тыщу,
Их что пылинок в солнечных лучах).
Они кропят и крестят все сплеча:
Дома и замки, горницы и башни,
Амбары, стойла, луговины, пашни,
И лес кругом, и ручеечек малый, -
Вот оттого и фей у нас не стало,
И где они справляли хоровод,
Теперь там сборщик поутру идет
Иль, дань собрав с благочестивой черни,
Вспять возвращается порой вечерней,
Гнуся обедню под нос иль псалмы.
Теперь и женщины с приходом тьмы
Без страха ночью по дорогам ходят:
Не инкубы – монахи в рощах бродят,
А если вас монах и обижает,