Керенский
Шрифт:
Та же картина имела место и у меньшевиков. Разве что количество фракций и групп, на которые дробилась партия, было большим. На крайне правом фланге меньшевизма стояла группа "Единство" во главе с патриархом российской социал-демократии Г. А. Плехановым. Свыше тридцати лет Плеханов прожил в эмиграции и, вернувшись в Россию, никак не мог свыкнуться с обстановкой на родине. Он убеждал, проклинал, призывал, но голос его оставался не услышан толпой. Левый фланг меньшевиков представляла группа, объединявшаяся вокруг газеты "Новая жизнь". Она была настроена резко критично по отношению к Временному правительству, хотя и воздерживалась от прямых призывов к его свержению. Центристские позиции занимала та часть меньшевистских лидеров, которая была представлена в Исполкоме Петроградского совета. Это были Н. С. Чхеидзе, И. Г. Церетели, М. И. Скобелев и некоторые другие. Они
Большевики в марте 1917 года серьезным влиянием в стране не пользовались. Ко времени революции численность их едва доходила до 20 тысяч человек. К тому же наиболее авторитетные вожди большевизма находились в это время либо в эмиграции, либо в ссылке. Одним из первых распоряжений Керенского в качестве министра юстиции как раз и был приказ об освобождении всех находящихся на каторге и в ссылке политзаключенных. В Сибирь за ними были посланы два специальных санитарных поезда № 182 и 190. Местным властям было предложено широко оповестить население о времени, когда они будут следовать обратно. На маленьких и больших станциях собирались толпы народу с оркестрами и хлебом-солью. Провинциальный обыватель, лишенный зрелищ, как всегда доставшихся на долю столиц, жаждал поглазеть на борцов за свободу. Ну а поезд останавливался в лучшем случае на пять минут или вообще шел мимо, не снижая скорости. Так и получалось, что очередной "герой революции", глядя из окна на собравшуюся толпу, "скользнул по ней улыбкой нежною, скользнул, а поезд вдаль умчало".
Возвращение ссыльных усугубило и без того существовавшие разногласия внутри большевистского руководства. Формально центром партийной работы в России было Русское бюро ЦК. Но отношения его с Петербургским комитетом партии [169] складывались непросто. Столичный комитет, представлявший самую крупную организацию страны, не слишком-то склонен был считаться с решениями Русского бюро. С первых чисел марта резиденцией Петербургского комитета и Русского бюро стал особняк балерины Матильды Кшесинской с чудесным видом на Неву и Троицкую набережную. Кшесинская покинула дом в страхе перед революцией, а когда задумала вернуться, выяснилось, что у дома уже новые хозяева. Ни судебный иск, ни вмешательство самого Керенского так и не помогли владелице вернуть свою собственность. С тех пор слова "дом Кшесинской" у жителей столицы стали прочно ассоциироваться с большевиками.
169
Петербургский комитет сохранил прежнее название даже после того, как сам город в 1914 году был переименован в Петроград.
Несмотря на соседство, Русское бюро и Петербургский комитет по-разному оценивали сложившуюся после революции обстановку. Уже 4 марта Русское бюро приняло резолюцию, где говорилось, что "теперешнее Временное правительство по существу контрреволюционно, так как состоит из представителей крупной буржуазии и дворянства. А потому с ним не может быть никаких соглашений". Резолюция выдвигала задачей создание Временного революционного правительства из представителей демократических сил. Петербургский комитет счел такие лозунги преждевременными и, в свою очередь, призвал рабочих не выступать против существующей власти, но быть готовыми сделать это, если правительство пойдет на реставрацию старого порядка.
Вернувшиеся из Сибири ссыльные со всем пылом включились в эту борьбу. Самой авторитетной фигурой из их числа был Ю. Б. Каменев. В начале мировой войны он тайно прибыл в Россию как эмиссар ЦК и был арестован вместе с членами большевистской фракции Государственной думы. По приезде в Петроград Каменев опубликовал в "Правде" статью, где писал, что лозунгом партии должно быть давление на Временное правительство с целью заставить его заключить демократический мир и пойти на коренные преобразования во внутренней политике. Каменев писал, что в той мере, в какой правительство пойдет на такие шаги, ему обеспечена поддержка демократии. Таким образом, в первые недели революции большевики занимали позицию в целом лояльную по отношению к сложившейся власти. Но так дело обстояло только до появления в России Ленина.
С начала войны Ленин жил в Цюрихе. Пресса нейтральной Швейцарии позволяла ему достаточно объективно оценивать ситуацию в России, но предсказать, сколь стремительно она начнет развиваться, было не дано и ему. В
После того как до Цюриха дошли известия об отречении царя, Ленин думал только о том, как вернуться в Россию. Его репутация "пораженца" сильно в этом ему мешала. В 1915 году Ленин принял самое активное участие в международной социалистической конференции, собравшейся в швейцарской деревне Циммервальд. Под его влиянием радикально настроенная часть делегатов приняла резолюцию о немедленном прекращении войны. Власти Англии и Франции опасались, что и в России Ленин развернет антивоенную пропаганду, и потому тянули с выдачей ему разрешения на проезд через свою территорию.
В Цюрихе тем временем возник комитет по эвакуации эмигрантов, куда вошли представители самых разных политических групп. На одном из его заседаний и прозвучала идея возвращения через Германию. С помощью швейцарских социал-демократов было достигнуто соглашение с германскими представителями о пропуске эмигрантов в Россию при условии, что на родине они будут агитировать за возвращение немецких военнопленных. На деле власти Германии делали ставку на все то же "пораженчество" Ленина и, как оказалось, не ошиблись в своих расчетах.
Знаменитый "пломбированный вагон", в котором эмигрантам предстояло проехать через Германию, в реальности, конечно, не был опломбирован. Но в тамбурах стояла охрана, а пассажиры не имели права выходить на станциях. Всего в вагоне ехало 32 человека, в том числе 19 большевиков, 6 бундовцев и 3 меньшевика. Среди пассажиров вагона были женщины и даже один ребенок. Вагон доехал до Штетина, дальше путь лежал на пароме в Швецию, а оттуда поездом через Финляндию в Россию.
Ленин прибыл в Петроград вечером 3 апреля 1917 года. На Финляндском вокзале ему была устроена торжественная встреча. В ту же ночь в особняке Кшесинской Ленин произнес речь, которая легла в основу знаменитых "апрельских тезисов". Ленин говорил о том, что революция уже переросла буржуазно-демократический этап, и призывал немедленно начать подготовку к свержению Временного правительства. Бред — таково было общее мнение по этому поводу не только либеральной, но и социалистической прессы. Оппоненты и противники Ленина поначалу очень сильно его недооценили. Это в полной мере относится к Керенскому.
Вряд ли Ленин забыл своего гимназического директора, но это не помешало ему зачислить Керенского в разряд врагов. Еще из Швейцарии Ленин писал на родину: "Никакой поддержки Временному правительству. Керенского особенно подозреваем". Для Керенского биография большевистского вождя тоже не была секретом. Однако если Ленин с самого начала был настроен бескомпромиссно, то для Керенского на первых порах было характерно некоторое благодушие в отношении своего земляка. Набоков вспоминал: "В одном из мартовских заседаний Временного правительства, в перерыве, во время продолжавшегося разговора на тему о все развивающейся большевистской пропаганде, Керенский заявил — по обыкновению истерически похохатывая: "А вот погодите, сам Ленин едет… Вот когда начнется по-настоящему"".
К этому времени уже было известно о том, что Ленин намеревается возвращаться в Россию через Германию. Узнав об этом, Милюков пришел в ужас. "Господа, неужели мы их впустим при таких условиях!" Однако ему было заявлено, что формальных оснований помешать Ленину не существует. Князь Львов примирительно сказал, что в конце концов сам факт обращения Ленина к услугам немцев сильнее, чем что-либо другое, подорвет его авторитет.
В последующие недели о Ленине на заседаниях кабинета почти не вспоминали. Не слишком обеспокоил министров даже прозвучавший из уст большевистского вождя призыв к свержению правительства. "Помню, — писал позже все тот же Набоков, — Керенский уже в апреле, через некоторое время после приезда Ленина, как-то сказал, что он хочет побывать у Ленина и побеседовать с ним, и в ответ на недоуменные вопросы пояснил, что ведь он живет в совершенно изолированной атмосфере, никого не знает, видит все через очки своего фанатизма, около него нет никого, кто бы хоть сколько-нибудь помог ему ориентироваться в том, что происходит". [170]
170
Набоков В. Д. Временное правительство. С. 76.