Кьеркегор
Шрифт:
Здесь обнаруживается сокровенный смысл кьеркегоровской критики гегелевского тождества мышления и бытия. Оно отрицается не как идеалистическое, а как рационалистическое основоположение: действительность не может быть отождествлена с мышлением, поскольку она немыслима. «Единственное, в-себе, которое не допускает своего мышления,— это существование, с которым мышление не имеет ничего общего» (6, 16, II, 31). А иной действительности, иному в-себе-бытию нет места в философии Кьеркегора, для которого отождествление действительного с истинным лишь «гегелевская болтовня» (7, 630); «Ох уж этот Гегель!... Как боги смеялись! Этакий плюгавый профессор, вдоль и поперек прозревший необходимость всех вещей...» (7, 604).
Со всей решительностью отмежевавшись от гегелевской диалектики как логики бытия и мышления, Кьеркегор выдвигает в противовес ей свою субъективно-идеалистическую «диалектику», не связанную с логикой,— экзистенциальную «диалектику существования» в том эмоционально-волюнтаристическом смысле, который вкладывает в понятие «существование» Кьеркегор.
Никто из приверженцев Кьеркегора не сомневается в диалектическом характере его философии. Разве категория «становление» не является решающей для кьеркегорианского мышления? Разве движение, переход, скачок для него не понятия первостепенной значимости? (см. 63, 35). Непримиримая
Гегелевскую диалектику Кьеркегор трактует не только как объективную, но и как «количественную». Он постоянно противопоставляет ей свою диалектику как «качественную», в которой переход в иное, новое совершается скачкообразно. Насколько неоправданным является определение гегелевского закона перехода количества в качество как «количественной диалектики», ясно для всякого имеющего хотя бы элементарное представление об этом законе. Ведь суть его как раз и заключается в единстве этих категориальных противоположностей в процессе развития. Кьеркегор называет «суеверием, когда в логике полагают, будто путем продолжающейся количественной определенности возникает новое качество» (6, 11—12, 27). Он отрицает значение количественной стадии как предпосылки возникновения нового качества. «Высшая количественная определенность,— по его мнению,— так же мало объясняет скачок, как и низшая» (6, 11 —12, 36). Утверждая, что «новое возникает скачкообразно» (6, 11—12, 86), Кьеркегор отрицает при этом элемент непрерывности, сохраняющейся при переходе в иное. Скачок, по Кьеркегору, не является необходимостью, даже если речь идет о логической необходимости. Гегель хочет объяснить скачок, говорит Кьеркегор, а объяснить его нельзя, он необъясним, исключает всякое «опосредствование». Новое качество появляется «со внезапностью загадочного» (6, 11—12, 28). Хотя Гегель и признает скачкообразность, но придает этому понятию логическое значение. «Беда Гегеля именно в том, что он желает придать значение скачку и вместе с тем не желает этого, поскольку он хочет сделать это в пределах логики» (6, 11—12, 28). Для Кьеркегора же скачок алогичен, недоступен рациональному пониманию, не вытекает с логической необходимостью из предшествующего состояния. Скачок внезапен, необъясним, иррационален. Допущение предварительных количественных изменений как предпосылки скачка вносит элемент необходимости в его происхождение, придает ему логичность и именно поэтому отвергается Кьеркегором. Снова и снова он повторяет, что качественный скачок по самому существу своему как скачок недоступен познанию. Скачок — это то, «чего никакая наука не объяснила и не может объяснить» (6, 11—12, 61). Ибо переход из одного качественного состояния в другое — не порождение необходимости, а порождение свободы. Скачкообразный переход в иное — не логический вывод, не умозаключение, а свободный выбор, решимость, решение, свершение. И осуществляется он не как логический синтез, не как «гегелевский процесс переваривания тремя желудками: сперва непосредственное, затем оно опять пережевывается, затем опять отрыгивается» (7, 61), а в беспокойстве, поисках, стремлении, надежде, страхе, отчаянии. Это не умозрительная, спекулятивная диалектика, а, как называет ее сам Кьеркегор, «диалектика патетическая».
Аналогичной трансформации подвергаются все важнейшие категории рациональной диалектики, диалектической логики в экзистенциальной, патетической «диалектике», постулатом которой является нелогичность движения. «Понятие движения...— говорит Кьеркегор,— не может иметь места в логике» (6, 11—12, 9).
Вслед за Гегелем Кьеркегор определяет становление как переход от небытия к бытию (6, 10, 69). Но у Гегеля, по его мнению, «отрицание, переход, опосредование — это три мумифицированных, сомнительных тайных агента, приводящих все в движение» (6, 11—12, 83), а вовсе не «беспокойные головы», не подвластные никакой логике. Становление есть изменение, становление иным, переход в иное, переход из возможности в действительность. Но, согласно Кьеркегору, между возможностью и действительностью существует коренное, качественное различие. «...Сколь бесконечно различие между пониманием чего-либо в возможности и пониманием того же самого в действительности»,— замечает он в «Дневнике» (7, 427). В отличие от возможности действительность, по его мнению, не может быть объектом логического понимания. «Мыслимая реальность — это возможность, и всякий вопрос о том, действительно ли нечто, мышление должно отклонить» (6, 16, II, 31).
Основным источником заблуждений в этом вопросе Кьеркегор считает превратное понимание отношения возможности и действительности к необходимости. Становление неподвластно необходимости и несовместимо с ней. «Все, что становится, доказывает уже своим становлением, что оно не является необходимым; ибо единственно, что не может стать,— это необходимое, так как необходимое есть» (6, 10, 238). В этом отношении действительное так же чуждо необходимому, как и возможное: «Действительное не более необходимо, чем возможное, так как необходимое абсолютно отлично от обоих» (6, 10, 239). Учение Аристотеля о переходе возможности в действительность несостоятельно уже по одному тому, говорит Кьеркегор, что оно исходит из утверждения, будто все необходимое возможно, тогда как на самом деле ни возможное, ни действительное, ни становление как переход одного в другое непричастны к необходимости и несовместимы с ней. Поскольку переход возможности в действительность
Упреки, адресованные Кьеркегором Гегелю, в том, что его диалектика исключает свободу, а вместе с ней случайность, лишены основания. Как раз в том и заключается диалектическое понимание этих категорий, что как необходимость и свобода, так и необходимость и случайность связаны единством противоположностей, а не исключают друг друга. Когда Кьеркегор ставит своей задачей «сокрушение понятия необходимости» (63, 35) во имя свободы и случайности, он, метафизически противопоставляя их, порывает с диалектикой. Столь же антидиалектическим является отрыв действительности от возможности, выдвигаемый Кьеркегором против диалектического понимания Гегелем их взаимопроникновения, которое явствует уже из различения формальной и реальной возможности.
Таким образом, Кьеркегор не обосновывает иную, отличную от гегелевской, форму диалектики, а порывает с диалектикой. Отношение количества и качества, как и отношение возможности и действительности, свободы и необходимости, необходимости и случайности, у него не диалектично, а дихотомично, эти категории для него взаимоисключающи. Столь же метафизичным становится у него и отношение непрерывности и прерывности как абсолютных, несочетаемых противоположностей. Если у Гегеля мы имеем диалектическое единство противоположностей — количества и качества, непрерывности и прерывности (перерыв постепенности), обновления и исторической преемственности, если у него сама связь сменяющихся качественных состояний осуществляется при посредстве скачкообразных перерывови линия развития является узловой линией мер, то у Кьеркегора этой диалектической логике противопоставляется метафизическая схема альтернатив, не только ничего общего не имеющих с диалектикой, но и стремящихся порвать с логикой вообще. Однако если разрыв с диалектикой осуществляется им, то разрыв с логикой оказывается неосуществимым, поскольку для самого оправдания этого разрыва Кьеркегор вынужден применять всяческие логические усилия и ухищрения. Ведь софистика — это все же своего рода логика, хотя и злоупотребление логикой.
Кьеркегоровская критика диалектического закона перехода количества в качество служит наглядной иллюстрацией его отношения к диалектике в целом, поскольку закон этот является одним из выражений всеобщего диалектического принципа — становления как единства противоположностей во всем многообразии его проявлений. Этому основоположению диалектики противостоит у Кьеркегора набор метафизических дихотомий по принципу: либо — либо. Сказанное относится ко всем рассматриваемым Кьеркегором категориям. Категория противоречия проходит сквозь все мировоззрение Кьеркегора: «Всюду, где есть жизнь, есть противоречие» (6, 16, II, 223). Однако непременным атрибутом экзистенции является у него не логическое, а патетическое противоречие. Страсть — не что иное, как достигшее напряжения противоречие. Где нет жизни, нет страсти, там нет и противоречия. Вне экзистенции нет противоречия, а само экзистенциальное противоречие не предполагает единства, оно вытесняет, устраняет его. При этом даже в экзистенциальном его толковании противоречие не выступает у Кьеркегора как движущая сила развития. «Слово „противоречие“,— поясняет он,— следует здесь брать не в том проклятом смысле, который приписывает ему Гегель, воображая сам и уверяя других, будто оно имеет созидательную силу» (6, 10, 83).
Антидиалектический подход характерен для всей экзистенциальной «диалектики». Кьеркегор не только категорически исключает диалектику из логики, настаивая на том, что «при построении логической системы необходимо прежде всего обращать внимание, чтобы в нее не вошло ничто, подверженное диалектике бытия...» (6, 16, I, 101). Но и во внелогической экзистенции вся кьеркегоровская «диалектика» иллюзорна именно потому, что она предопределяется недиалектической логикой, основанной на доведении до nec plus ultra формальнологических антитез, не допускающих синтетического «снятия» ненавистного Кьеркегору «опосредствования» (Mediation). «...Опосредствование — это химера, которая у Гегеля должна все объяснить...» (6, 4, 42). Абсолютные противоположности, утверждает он, не могут быть опосредованы. Отрицание исключает у него утверждение, скачок — последовательность, противоречие — единство, становление — бытие, конкретное — абстрактное, время — вечность, преобразование — закономерность, обновление — преемственность, возможность — действительность, свобода — необходимость, необходимость — случайность, сущность — существование... Вся его псевдодиалектика — это частокол дихотомий, абсолютных контрастов, несовместимых и непримиримых антагонизмов, «бессмертного либо — либо». «Если бы я,— признается Кьеркегор,— был лучшим диалектиком, чем я есть, у меня была бы все же одна граница; и, по сути дела, непоколебимая приверженность абсолютному и абсолютным различиям — вот что делает хорошим диалектиком» (6, 10, 105—106). Можно ли говорить после этого об «экзистенциальной диалектике» как новой исторической форме диалектики, выступившей на смену диалектической логики? Если называть вещи своими именами, «экзистенциальная диалектика», при всем ее бравировании становлением, противоречием, скачками и при всей ее приверженности сократической иронии и майевтике по существу своему знаменует разрыв с историческим развитием диалектической мысли, увод философии в тупик метафизического иррационализма.
Если апории Зенона и антиномии Канта, вплотную приводя к границе рассудочнойлогики, подводят философскую мысль к порогу высшей, разумной, диалектической логики, «качественная дизъюнкция» Кьеркегора (6, 16, II, 54) уводит в обратном направлении. Когда он упрекает Гегеля в отрицании противоречия, его критика ведется с антидиалектических позиций, не допускающих единства противоположностей. Ж. Валь удачно сказал по этому поводу, что «мысль Кьеркегора — это рассекающий меч: внутреннее не есть внешнее, разум — не история, субъективное — не объективное, культура — не религия» (96, 131). Но это-то рассечение всего нагляднее демонстрирует диаметральную противоположность его метода диалектике.