Кьеркегор
Шрифт:
Действующих лиц в его кукольном театре много, а исполнитель один, он же и постановщик, и сценарист. А мизансцена определяется... ступенями лестницы, ведущей душу к небу. При всей многоликости персонажей и жанров, используемых Кьеркегором, неизменна основная тенденция его произведений — религиозный христианский фанатизм. При всем многообразии его литературных произведений, при всех свойственных им вариациях и модуляциях их устремление, направленность неизменны. «Часто кажется, будто Кьеркегор вообще не писал различных книг, а лишь на разные лады переписывал одну и ту же книгу» (93, 164).
Вопреки нескончаемым сомнениям, одолевавшим Кьеркегора, у него не было сомнения в одном: в своей гениальности. «Я отлично знаю, — утверждал он уже в начале своей литературной карьеры, —
Так оно и было. Современники отвергли его. Пренебрежение и даже презрение были его прижизненным уделом. «Премудрые кумушки [5] считают меня помешанным...» (цит. по: 89, 124). Его главное философское произведение — «Заключительное ненаучное послесловие» не вызвало ни малейшего интереса и разошлось тиражом в 50 экземпляров. А «Философские крохи», пространным комментарием к которым было это произведение, по собственному свидетельству Кьеркегора, «безо всякого препирательства, без крово-, без чернилопролития эта работа осталась незамеченной, нигде не обсуждалась, нигде не упоминалась...» (6, 16, I, 3). Какую роль сыграло учение Кьеркегора в последующей истории философии — к этому вопросу мы обратимся после того, как по существу познакомимся с этим учением.
5
Дословно: куры (Huhner).
Последние годы жизни ознаменовались неудержимым бунтом этого религиозного фанатика против современной ему протестантской церкви, против царящих в ней нравов и обычаев, религиозного лицемерия и формальной обрядности. На страницах предпринятого им на последние оставшиеся от отцовского наследства средства издания воинственного антиклерикального листка «Мгновение» Кьеркегор с негодованием обрушился на официальные церковные установления и их блюстителей, предавших заветы Иисуса Христа. Особенно резким нападкам подвергся глава датской церкви. Клерикалы пришли в бешенство. Последний (десятый) подготовленный Кьеркегором номер не вышел в свет. Огромное нервное возбуждение не прошло бесследно. Кьеркегор, потеряв сознание, упал на улице и через несколько дней, отказавшись от причастия, скончался в возрасте 42 лет. Это произошло 11 ноября 1855 года. Своей надгробной эпитафией он задолго до смерти избрал: «Тот Единичный (hiin Enkelte)» (6, 33, 113).
Глава III.
Анти-Гегель
В гегелевской «Науке логики» идеалистическая философия достигла своего апогея. Философский рационализм в его идеалистическом преломлении принял здесь свою завершенную форму панлогизма: «Бытие есть мышление» (16, 4, 29). То, что не является рациональным, лишено всякой истинности. При всем коренном отличии гегелевского рационализма от просветительской философии предреволюционной французской буржуазии их роднит культ разума. Для Гегеля «вера в могущество разума есть первое условие философских занятий... Скрытая сущность Вселенной не обладает в себе силой, которая была бы в состоянии оказать сопротивление дерзновению познания...» (16, 1, 16). «Слова, начертанные на покрывале Изиды: „Я то, что было, есть и будет; никто из смертных не приподымал моего покрывала“, исчезают перед могуществом мысли» (16, 2, 15). Познание есть самопознание бытия как мышления. Оно не может быть ничем иным, как логическим познанием. А последнее и есть единственное достоверное научное познание.
«...Самое лучшее в философии нашего времени само усматривает свою ценность в научности... оно фактически приобретает значение только благодаря
Великая историческая заслуга Гегеля, на которой основывается превосходство разработанного им «умного идеализма» над современной ему формой материализма, состоит в том, что его рационализм, будучи идеалистическим, является вместе с тем диалектическимрационализмом, новой исторической ступенью в развитии теоретического мышления, новой исторической формой логики — диалектической логикой.
Вместе с тем его объективнаялогика, логика вещей, логика саморазвития объективной действительности окутывает реальную действительность густым идеалистическим туманом. Покрывало Изиды заменяется покрывалом абсолютного идеализма. Диалектика приобретает бесплотный характер самодвижения понятий, тем самым лишая самодвижения природу как «инобытие духа».
Формула Гегеля «все действительное разумно» значит не только — доступно разуму, и только разуму, она гипостазирует разум, подставляет под объективную реальность «мировой дух», «абсолютную идею» — объективированную проекцию логического мышления, придающую всем диалектическим категориям мистифицированный характер.
В те же время формула о разумности действительного двусмысленна: несмотря на то что Гегель различает «действительность» и «существование» и тем самым эта формула допускает прогрессивное толкование, выводы системы Гегеля обнаруживают непоследовательность его диалектики, ее консервативное ограничение, оправдание, апологию существующего. Система Гегеля вступает в противоречие с диалектическим методом, становится тормозом для дальнейшего развития, парализует перспективу движения вперед, придает диалектике ретроспективный характер, лишая ее революционного устремления. Гегелевская диалектика не ограничивается, как того требовал поздний Шеллинг, сферой возможности и не исключает рационального познания действительности, она, однако, препятствует пониманию реальной возможности беспредельного обновления и развития, таящейся в действительности на любой ее ступени.
Метаэмпирический метод гегелевской логики имел вместе с тем положительную сторону: стремление сквозь эмпирическое многообразие единичного и случайного проникнуть в логическую структуру всеобщей закономерности. Диалектический метод, подобно рентгеновским лучам, направлен на логический остов всякого становления.
В философии Гегеля философский идеализм дал все, что он может дать, и дал очень много. Вот почему критика учения Гегеля по-иному, но так же, как и критика основоположника немецкого классического идеализма, оказалась возможной и справа и слева — как критика «рационального зерна» этого учения и как критика того, что не позволяло «рациональному зерну» принести рациональные всходы.
Говоря о критике Гегеля справа и слева, я имею в виду в данном случае не столкновения противостоящих друг другу право- и левогегельянских интерпретаций Гегеля, а антигегельянство: с одной стороны, Фейербаха, с материалистической позиции, и, с другой — Кьеркегора — внутри идеалистического лагеря, с позиции иной, радикально отличной от гегелевской, формы идеализма.
Для Кьеркегора Гегель — кульминационный пункт развития философии, в которой разум, этот «идол» западного умозрительного мышления, достиг своей вершины. Гегель для него — философ как таковой (Der Philosoph). «Все мышление С. Кьеркегора должно быть понято как восстание против мышления Гегеля...» (47, 91). Все его учение обращено против «культа» Гегеля, против тех, для кого «гегелевская философия, поддерживаемая всемогущим общественным мнением, — это философия, якобы стоящая на высоте всей возможной научности; философия, вне которой нет спасения, а только тьма и глупость» (6, 36, 108). Все учение Кьеркегора — антитеза рационализму, объективизму, научности, воплощенным в гегелевской философии. Гегелевский панлогизм — «духовный антипод» Кьеркегора (43, 109). Все его учение — это воинствующее антигегельянство, противоборство тенденциям, всесторонне развитым в классической немецкой философии и получившим завершение в «Науке логики» — в логике, понимаемой как наука наук.