Кешбэк из поцелуев.
Шрифт:
Виновата ли я, что мой голос дрожал, когда пела я песню ему?
Виновата во всём, виновата кругом…
У меня голос никогда не был мощным, годился только для уютной компании с домашними посиделками. Всё-таки я здорово нализалась. Вижу, как Наташка пялится на меня с открытым ртом, а Серёжа-дружочек застыл на разливе с початой бутылкой в руке:
– Маруська, когда ты на гитаре бренчать научилась?
Но меня уже было ничем не удержать, как говорится, попала возжа под хвост. Я загорлопанила во всю мощь своих лёгких коронный номер – любовную песню на английском языке «I love you» и к тому же с пьяным акцентом. Отгремел последний аккорд, отзвучала последняя нота, и я ждала восхищения и бурных аплодисментов от благодарных слушателей. А в ответ повисла тягостная тишина.
– Марийка, где ты взяла эту песню? – Наташка как-то подозрительно быстро протрезвела.
– Мы с тобой ещё в институте её выучили, – брякнула я не подумав.
– Ну и шуточки у тебя, какой ещё институт? Может «трёхкоридорный юнивёсити»? – Наташа пристально на меня глядела, совсем как на допросе. Ну всё, прокололась. Мне стало грустно. И что теперь сказать? В голове шумело от выпитого.
– Ой ребята, что-то мне не хорошо. Квалификацию совсем потеряла, пойду-ка
Я встала и быстренько убралася восвояси, подальше от лишних вопросов. Домой пришла и завыла, то есть дала волю чувствам. Нахлынула на меня острая непреодолимая тоска по девочкам, по муженьку, да и по родителям ещё живым в том моём существовании. Меня перекинуло из одного мира в другой, но жизнь продолжается. Я даже не винтик во Вселенной, я всего лишь микроскопическая частичка песчинки-пылинки. Меня перенесло с места на место, а никто даже и не заметил, значит помощи ждать неоткуда. Если я начну рассказывать о случившемся, меня Наташка с Сергеем из лучших побуждений поволокут к психиатру. Нет, психиатр мне не нужен, это я знаю точно. Слишком ярко и в деталях я помню свою прошлую жизнь в том мире, да и не могу никак вписаться в этот другой чуждый мне мир. Этот мир не лучше и не хуже, но он навсегда останется чужим для меня. Повыла, поревела ещё немного. Фу надоело, умылась, заварила свежего чайку и с наслаждением напилась с карамельками. С дочурками я чай пила с зефирками. На ночь мы пили по стакану кефира, а по утрам вместе делали домашний йогурт из молока с ягодами из сада. Зимой по утрам я пекла блинчики, мы потребляли их со сгущённым молоком. Как было здорово! Петька обычно завтракал в колхозной столовой горячо любимой овсянкой. Он вечно опаздывал и не любил толкаться на кухне. На нашей просторной светлой кухне можно было спокойно усадить за стол и накормить с десяток человек и даже не тесниться. Я думаю, он просто не считал нужным терпеть наши бабские утренние капризы. Алинка вечно ныла, требуя на свои длинные русые волосы замысловатые причёски из множества косичек и заколок. Алёна же постоянно играла в автошахматы, и её трудно было от них оторвать даже за столом. Я старалась успокоить девочек. Петюнечка некрасиво морщился и закатывал глаза кверху, всем своим видом показывая – вот опять началось. Муженёк хватал портфель, запрыгивал в машину и нёсся в соседний посёлок на службу. Он был по натуре уверенным даже прожённым снабженцем и разъезжал по всему району, частенько заглядывал и в соседние районные агроснабы. У супружника везде были друзья-товарищи и везде у него был шкурный интерес. Петюнечка всегда что-то покупал, что-то продавал или обменивал. Я в его дела не лезла. Он тоже не очень интересовался моими деловыми успехами, подозреваю что просто слегка завидовал. Вспомнилось и снова на душе поганенько стало. Сна ни в одном глазу. Попила чаю, но легче не стало. Сидела на кухне, глянула на рукомойник. Как наяву увидела вдруг годовалую Алинку. Алина у нас росла хозяйственной дамой, помогала маме мыть посуду. Как заметит, что мама на кухне у раковины появилась, так сразу шасть к стулу и ну давай стул подтаскивать поближе к рукомойнику. Тогда я приставляла стул к стене, чтобы девочка не упала, и Алина приступала к ответственному моменту. Помощница вовсю намывала ложки и вилки, и ничего что одёжка вся вымокла, мама поменяет кофточку и порточки. Пустяки, дело житейское, как говорил знаменитый Карлсон, который живёт на крыше.
Вот летнее прохладное утро, а Алина вышла погулять в сад в одних трусиках. Я ей тогда сказала:
– Алинушка, сегодня ещё холодно, пойди и оденься. Бабушка на кухне, позови её, и она тебе поможет.
Девочке тогда было меньше двух лет. Она отправилась одеваться в детскую комнату и вскоре вышла снова. Сандалики, трусики и кепочка – вот и весь наряд. Вышла и гордясь собой произнесла:
– Ёпа-мать, оделась!
Что сказать? Чудо-ребёнок и только. Вот, и Алёнка такая же уродилась строптивая. Те годы я как самка не отходила от дочек. Голова была забита детскими проблемами. Петечка тоже пламенно любил дочек, но без фанатизма. Из меня же получилась совершенно безумная мамаша. Сразу после их рождения я игралась в дочки-матери, а потом девочками занимались бабушки и дедушки. Огромное спасибо им. Я легко переключилась на карьеру. Работа меня увлекла, а впоследствии и вовсе поглотила. Видимо мужу тогда не хватало женского внимания и ласки. Девочки развивались в детском садике и под присмотром старшего поколения. Я руководила битвой за урожаи, высокие надои и привесы крупного рогатого скота. Супружник заскучал и быстренько сколотил компашку друзей, увлечённых природой и рыбалкой. Я ему безгранично доверяла и надеялась на его понимание. Наивная чебурашка не разрешала себе даже помыслить о каких-либо похождениях мужа. Мой дорогой Петюнечка был неподражаем, роскошен и идеален. Мне казалось, что мы жили, душа в душу. Это потом гром грянул, и обида застила глаза, это потом я сообразила, что что-то делаю не так, не правильно. Даже когда мне прозрачно намекали о фривольном поведении супружника, у меня в голове такие мыслишки не укладывались. Как говорят, талантливый человек талантлив во всём, и Петюнечка виртуозно врал и изворачивался. Я желала верить и безоговорочно верила мужу, а потом ломала себе голову, как поступить, как жить дальше с таким багажом знаний, да и рога за косяки уже цеплялись. Рыбалки у Петюнечки были частые и которые из них у заядлого рыболова отличались подлинностью, трудно сказать. А может, его дама тоже увлекалась ловлей на червячка и собственному мужу дурила голову? Её муженёк – слепо, глухо, немой капитан дальнего плавания скорей всего так ни о чём и не догадался. Его вполне всё устраивало в поведении и увлечениях жены. Я же человек другого склада. Я так не могла спокойно относиться к похождениям супружника. Я его слишком любила, и я была слишком эгоистична для полного прощения. Мне необходимо было время, чтобы пережить, прожевать событие и очень постепенно выдавливая из сердца по крупице по капельке обиду и дойти до понимания прощения. Я же любила мужа, отца моих девочек.
И тут не к месту вспомнился случай. Девочки в городе катались на каруселях, мелкие совсем такие смешные! Вот Алина за ручку подводит младшую Алёну к качели, помогает сесть на сиденье и сама усаживается на свободное место. Каруселька закрутилась, сестрички вцепились в поручни. Когда время вышло и аттракцион закончился, Алина слезла первая и помогла Алёне спрыгнуть, повела за
– Такого парня упустила! –пеняла я Наташке совершенно искренне. Та только фыркала, как старая лошадь и отмахивалась в ответ:
– На мой век найдутся кавалеры!
И конечно нашлись, за огонь девкой ухлёстывала целая толпа парней. Выбор был богатый, вот подруга и заневестилась до неприличия долго. Главное, замуж вышла по любви и за достойного со всех сторон хозяйственного поляка. Он увёз свою красавицу-жену в Польшу и не позволил там ей работать в школе, да и языковый барьер тому был преградой. Сбышек открыл своё дело и усадил жёнушку в лавочку торговать литературой. Доход магазинчик приносил небольшой, но молодожёны не унывали, да и не принято было в нашем окружении рваться к миллионам. Но и нищенствовать также считалось неприличным, ценилась золотая середина.
Не спалось совершенно. На экране телевизора мелькал пляжный детектив. В экране то и дело показывались пальмы, высокие и величественные в своей красе и неподражаемости. Вспомнилось лето, когда мы с Наташкой впервые увидели пальмы воочию, а не на «голубом» экране, впервые потрогали руками тёплые шершавые стволы, прикоснулись к этому заморскому чуду. А небо? Потрясающие яркие небеса чужой страны и такое же прекрасное бескрайнее море! Этот неповторимый солёный запах морской воды, полный восторг! До того давнишнего теперь дня, я лицезрела только небольшое озеро и речку Бульбульку. Вода в речке круглый год была ледяная, и купаться даже в очень жаркое лето в ней могли только очень стойкие и закалённые люди. Обычно я сидела на берегу и бросала камушки в воду. Под шум неторопливо текущей воды хорошо думалось о смысле жизни, о будущем ближайшем и подальше. Наше блёклое северное небо нависало над водой. Ей богу, хочется взять акварельки и добавить яркости бледненьким небесам. И звёзды южные светят ярче, и чернота ночи гуще. Тогда на природе я легко успокаивалась, и никакие стрессы меня не пугали.
А сейчас я взвинчена до предела своих нервных окончаний, и заснуть мешает, раздражает даже бледность размытого сумеречного серого неба. Сегодняшняя щербатая луна, как надкушенный апельсин сияла и ярко выделялась на фоне малюсеньких редких звёздочек. Надоело себя мучить, устала притворяться, что вот-вот усну, отправилась на кухню и включила чайник. Надо было отвлечься от тяжёлых помыслов. Краем глаза зацепила изображение телевизора, в рекламе снова нахваливали янтарные бусы. Наташка в Турции в тот раз накупила множество всяких бус и ожерелий. В самую жару в сиесту мы сидели в номере в приятной прохладе под кондиционером. Красота! Я дремала, уютно устроившись на широкой турецкой кровати, а Натусик перебирала свои вновь приобретённые драгоценности. Подруженька осторожно брала в руки ярко оранжевые бусики, деревянные лаковые, костяные с орнаментом, плетёные из металла, перламутровые пластмассовые и придирчиво рассматривала застёжки и крепления. Наташка что-то умиротворённо мурлыкала себе под нос.
– Ната, ты что там бормочешь? Не иначе колдуешь?
– Ага! Придумываю какие красатулечки с чем надеть. Как ты думаешь, янтарь с чёрным бархатом носят?
– Носят. Разве у тебя в гардеробе имеется чёрное платье и даже бархатное? Что-то про тебя я не знаю, упустили мои глазоньки.
– Платье чёрное и бархатное имеется не у меня, а у мамы. Я ж не всё покупаю для себя любимой, я же не законченная эгоистка.
– Ясненько, а я своей кофточку купила и банный халат.
– Молодец! А моя, как и я обожает обвешиваться всякими безделушками. Я ей ещё фарфоровые бусики отдам, она от таких вещичек без ума.
Тогда мы были молоденькими и глупенькими, на отдыхе в отпуске обе присели на фруктовую диету, заодно решили позаниматься омоложением. Нам по двадцать пять лет тогда было, а мы дурью маялись самочищением от шлаков и токсинов организма. Тогда уже хотелось выглядеть красавицами, или просто ухоженными дамами и как можно больше времени не стареть. Тем же летом я познакомилась с Петечкой. Я никогда не была писаной красавицей, просто аккуратной ухоженной женщиной. Годам к сорока мечтания о красоте небесной приказали долго жить, да и ни к чему мне показалось выглядеть прекрасной феей. Брачные узы не располагали к издевательствам над своим собственным телом в виде хирургического вмешательства для пластической правки лица. Петюнечка и такой меня любил, а я его просто обожала и ни в чём ему отказать не могла.
Вот и ночь прошла, совсем светло стало. Пойду пройдусь, воздухом свеженьким подышу и снова баиньки отправлюсь на кроватку. Вдруг в дверь коротко звякнули. Вышла, откинула крючок, на крылечке стояла Наташа:
– Беганём?
– Беганём, дай только кеды надеть.
Пробежались немного. Наташка украдкой на меня поглядывала, внимательно так смотрела, словно увидела в первый раз.
Вдруг остановилась глянула резко, как ножом резанула и сказала тихо, но так чётко и внятно, что меня пробрало до основания: