Кетцалькоатль
Шрифт:
На меня мчались десятка три крепких вражеских воинов в доспехах или шкурах пумы. Как догадываюсь, это военная элита гаухичилесов. Их цель не я, а ряженый. Они ведь привыкли, что тольтеки после гибели вождя удирают с поля боя, поэтому и попробуют прорваться к нему. У переднего серо-коричневая шкура пумы была плохо закреплена или развязалась, поэтому верхняя часть подлетала и опускалась на голову, из-за чего создавалось впечатление, что пошлепывает воина по темечку, подгоняя. Впрочем, он и так несся довольно резво, словно перед ним нет никакого препятствия. Наверное, надеялся тупо сбить меня с ног. Я принял на щит сперва удар его копья с кремниевым наконечником, а потом и его самого, но уже с рассеченным саблей черепом, причем в рану влез и мигом покраснел
Выпал из режима только раз, когда от удара каменного топора отломился верхний левый угол щита. Это был невысокий, но длиннорукий гаухичилесец, похожий на шимпанзе. Я уколол его саблей в шею, когда враг замахивался топором, чтобы ударить еще раз, теперь уже по моей голове или левому плечу. Удар сбился, и топор прошел юзом по щиту. Следующий укол был в левый глаз, после чего длиннорукого уронил на землю напиравший сзади соратник. Этому я разломил череп по косой над левым ухом и коротким ударом вправо перерубил шею другому гаухичилесцу. И опять вернулся в ритм, который я называю берсерк: действуешь на инстинктах, не думаешь, не чувствуешь, не замечаешь ничего, кроме прямых угроз тебе и мест на теле врага для нанесения критического удара саблей, которая настолько облита кровью, что промокла кожаная перчатка, и пальцы начали слипаться.
Сражение заканчивалось плавно. Гаухичилесцы побежали только тогда, когда пали все опытные воины, остался молодняк. Да и те не все струсили. Этим ребятам не откажешь в мужестве. Не удивлюсь, если через несколько десятков лет они захватят Толлан или не только его. Тут я и заметил, что многие мои воины заняты тем, что берут в плен врагов. Я прошелся по всему полю бою и поубивал связанных гаухичилесцев. Это было не сведение счетов с ними (за удаль в бою не судят), а чисто воспитательный момент, чтобы никто из моих подчиненных не смог заявить, что он взял в плен врага. Теперь они уж точно будут сражаться, а не глупо рисковать, чтобы потом был повод для хвастовства.
Мы положили почти семьсот гаухичилесцев. Это не считая раненых, которые убежали, но многие не проживут не долго. Раны, нанесенные бронзовыми топорами и наконечниками, намного глубже, опаснее, чем кремниевыми. Наши потери были чуть меньше центурии. Плюс раненых раза три по столько. Некоторые тяжелые. Из-за них мы и остались на плато до следующего утра. До темноты перевязали раненых и натаскали валежника из леса, растущего на склоне кряжа, закидав им трупы погибших товарищей. Подожгли утром, перед уходом через перевал в соседнюю долину, где живет большая часть гаухичилесцев. Запах горелого мяса сопровождал нас и на противоположной стороне кряжа.
29
Несмотря на то, что воинов-гаухичилесцев осталось раза в три больше, чем нас, больше никто не желал сражаться. Все, кто способен был двигаться быстро, разбегались в разные стороны. Мы догоняли и брали в плен подростков и молодых женщин, чтобы сделать рабами, мужчин убивали, а остальных отпускали. Заодно грабили поселения. Впрочем, брать там особо нечего. Убогие, однокомнатные, без окон и дверей, жилища из камня, глины и тростника. Самое ценное унесли беженцы. Нам оставались зерно, фасоль, тыквы, перец и изредка рулоны грубой ткани из волокон агавы. Зато всего этого было так много, что мы не смогли унести и половину. В первую очередь забирали легкие ткани и муку и фасоль. Нагружены ими были рабы, пришедшие с нами и захваченные здесь, и воины моего отряда.
Я предполагал, что треть, если ни половину, захваченных продуктов съедим на обратном пути, но чичимеки
По возвращению в Толлан я разделил добычу между воинами отряда, не оставив себе ничего. Мне и так принесут всё, что потребую. Кроме продуктов, каждый рядовой получил раба, командир центурии — двух, а ставшие калеками и родственники погибших — по три. Такой богатой добычи здесь еще не знали.
Удачный поход был истолкован правильно: боги на моей стороне, даже в трудный, неурожайный год. Особенно впечатлило слушателей то, что врагов было намного больше (в пять раз! нет, в семь! врете, в десять!), чем нас, и что потери были в обратной пропорции. От желающих заместить воинов, погибших или ставших калеками, отбоя не было. Никто больше не роптал, маршируя по лугу возле города. Если для победы надо ходить строем, значит, так тому и быть. Заодно обучались орудовать копьем, топором, щитом и длинным бронзовым кинжалом, которым я решил вооружить свое войско. В ближнем бою он лучше топора.
Я щедро делился знаниями, наработанные армиями всего мира тысячелетия за три, если ни больше. Последствий за внедрение всего этого не боялся. Все равно испанцы победят, благодаря огнестрельному оружию, знакомить с которым индейцев не собирался, потому что знал, что не приживется. На полуострове Юкатан и в пустынных землях чичимеков я встречал залежи калийной селитры, хотя можно было бы изготовить ее и из экскрементов и трупов животных, а в горах много самородной серы. То есть изготовить порох не составляло особого труда, как и отлить чугунные стволы для мушкетов и, при сильном желании, даже пушек. Сделал лишь несколько керамических гранат, от которых шума будет больше, чем вреда. Вдруг надо будет произвести неизгладимое впечатление на врагов или подчиненных, что тоже не исключал?!
Впрочем, горожане, включая жрецов, пока относились ко мне с глубочайшим почтением, как к богу. На следующий год к военным победам добавилась продовольственная. Удобренные по моему совету поля принесли неслыханный для этих мест урожай, часть которого была экспортирована союзникам и даже чичимекам, предложившим жить дружно. Толлан стал богатеть прямо на глазах. Благодаря этому, строительство ритуальных сооружений шло быстрыми темпами. Мне говорили, что в среднем на трехъярусную пирамиду уходит лет десять. Та, что возводил я, росла с двукратным опережением этого графика. При этом колонны в виде воинов уже были готовы, ждали в построенной за три года галерее с круглыми и квадратными колоннами, которая служила местом сбора для жрецов и знатных жителей во время праздников и воинов во время дождя.
30
Нынешние обительницы Центральной Америки — низкорослые, коротконогие, жопастые, смуглокожие, носатые — абсолютно не вписывались в ту галерею женских образов, которые мне нравятся, поэтому я сравнительно спокойно переносил воздержание, к которому был приговорен, как бог. Посмотришь на эти страшко — и сразу перехотелось. Вспоминался перуанский порт Чимботе, в котором грузился углем. Как только ошвартовались к причалу, на него сбежались бабы, как мне показалось, со всего города. Если переодеть, то они были бы один в один с теми, которых я видел здесь сейчас. Перуанки стояли плотной толпой и хватали за одежду и разные части тела моряков, пытавшихся выйти в город. Сперва предлагали себя за двадцать баксов, потом за десять, за пять… Я тогда смотрел на них через иллюминатор из своей каюты и думал, что не кинулся бы на таких, даже если бы мне заплатили сотню.