Кетополис: Киты и броненосцы
Шрифт:
– Тихо, – одними губами сказал Юхан, впечатывая Конрада в нишу в стене. Конрад замер и даже дышать перестал: прошлый раз, в горле второго коллектора, научил его прислушиваться к такому тону Юхан.
Почти тотчас же мимо профырчала низенькая, едва до колена, самоходная тележка с пузатым топливным резервуаром в центре. По сторонам от него сидело двое подземников в этих своих пятнистых плащах. У одного на коленях лежал морской карабин, весело испятнанный зеленью и яркими синими пятнами. Сзади тележки был пристегнут вместительный короб, из которого мертво
Когда она скрылась за поворотом, Юхан ослабил хватку и присел под стеной. Снова вытащил захватанную бумажку, где у него были обозначены основные туннели.
– Так, – сказал. – Это у нас – что? Ага… Ага… – провел пальцем. Посмотрел по сторонам. Вздохнул. – Придется возвращаться назад. Проскочили развилку.
Поднялся и зашагал: невысокий, помятый, но странно обстоятельный при том.
Эта вот обстоятельность запомнилась Конраду еще там, в доме, когда Юхан, прежде чем отпереть каморку, тщательно вытер руки о рубаху мертвого Эда. Потом заставил Конрада помочь перетащить тело и аккуратно подтер пол, где натекла кровь. Бросил поверху ветошь – чтобы раньше времени не нашли, пояснил.
Как оказалось, с ножом он управлялся получше, чем Конрад – с карандашом. «Теперь у нас – два пера на двоих», – шутил, пока спускались по лестнице, но словно сквозь зубы.
Зачем? зачем? – шепотом кричал Конрад, когда они вошли в туннели, оставив лежать на пороге двоих людей Гибкого Шульца. Юхан, однако, молчал и только прикладывал палец к губам: после, после.
«После» наступило, только когда углубились в жаркие узкие отнорки Нижней Земли, как ее назвал Юхан. «Здесь другой закон, – сказал. – Здесь нам, верхним, слова нет: если пропадем – никто искать не станет. Многие пользуются, если припрет, но мало кто возвращается». «Они действительно крадут детей?» – спросил Конрад, а Юхан ухмыльнулся: «Многие верят, – сказал. – Но скажу так: берут, что им предложат. А сами… Узнай о таком – не просто о слухах, а о том, что правда крадут, – поверь, порвали б Нижнюю Землю, несмотря на всю ее пользу и здравый смысл. Но… в общем, разное говорят – о том же Совете Десяти, например…» Потом замолчал, и дальше рассказывать пришлось Конраду.
Все так же обстоятельно, но цепко Юхан выжал из него многое – очень многое. Если Конрад полагал, что сможет попросту морочить бандиту голову, то очень скоро понял, что – отнюдь нет.
«Значит, Хильда… – протянул Юхан. – Я много о ней слышал. Она и вправду такая красавица?» Расспрашивал неторопливо и пристально. «Фокс, – сказал. – Я, кажется, слышал о нем. И о вас, о сумасшедших художниках – тоже. Неужели верили, что рисунком можно изменить мир?» «Не изменить, – отвечал Конрад тихо. – Не изменить. Улучшить».
А потом он рассказал о китах – то, что примерещилось ему под бобами. Юхан слушал очень внимательно, присев на корточки и опершись ладонями о пол. Было жарко и душно, по отноркам ходил горячий ветер, приносивший странные неприятные запахи. «Значит, все правда, – сказал наконец Юхан, когда Конрад замолчал. Поднял лицо – глаза блестели лихорадочно. – Значит, все будет не зря. Пойдем-ка».
И они пошли.
Несколько раз возвращались, но все равно спускались – пусть медленно и словно по спирали. Порой
«Блотт держал для Шульца копировку и вообще – ставил связь с Нижней Землей. Но – все, дело закончилось, рыба стухла, – говорил негромко Юхан, разломив хлеб и сунув его с куском солонины Конраду. – Новых книг у Маленького Мука не было уже давно – и сказали, что и не будет. Что все поменялось. Что появилось… – он в затруднении пощелкал пальцами, – …появилось намного лучше рисунка. Не знаю – что. Не знаю». «А художник? Что с художником?» – выпытывал Конрад, но Юхан только качал головой. «Я вообще не знал о том, кто рисует, и рисует ли один. И вообще – был ли жив, когда рисовал. Ты ведь видел…»
На стенах за весь путь не встретили ни одной надписи. Знаков было много, а вот надписей – ни одной. Зато постоянно встречались разноцветные, чуть светящиеся узоры: спирали, круги, скопления точек… Очень похожие были и на плащах подземных – когда те попадались. «Это, думаю, вроде языка на самом деле, – говорил Юхан (он вообще начал много говорить, когда добрались до туннелей). – Они, есть такой слух, даже мир видят по-другому. Может, потому рисунки среди них и прижились».
И вот теперь он вел куда-то… «Есть место, ближе к верху, там недавно стало что-то затеваться. Потом – стихло, но… Но. В общем, если где и можно что раскопать – то точно там».
И уже почти добравшись – залетели.
Шли по туннелю, выбрав момент, когда стих даже дальний медленный рокот («Коллекторы там, газовый отстойник. Подземье ж городу газ дает, да машины обслуживает, потому их и терпят»). Были на полпути к дальнему квадратному зеву отнорка, что должен был вывести как раз к нужному месту, когда справа скрежетнула, откидываясь, дверь – и вышли трое. Все в плащах и темных обтягивающих голову шапочках с разноцветными полосами. У двоих – старые укороченные морские карабины, третий – нес, выставив перед собою, разноцветный тюк.
Юхан и подземные увидели друг друга почти одновременно. Ну, быть может, Юхан – на полсекунды раньше. Однако именно эти полсекунды все и решили. Конрад не успел и вздохнуть, а Юхан уже скользил к подземным. Движение было слитным, почти не распадающимся на фазы, слышно было только, как хрустнула кость, кто-то сдавленно захрипел, загремел по полу карабин. Четверо сплелись, распались… Выстрел крякнул почти неслышно – не громче, как если бы сломалась толстая ветка. И сразу все кончилось: трое лежали, а Юхан, прижимая ладонь к животу, шел назад, к Конраду.
– Все, – сказал и обвалился головой вперед: Конрад едва успел его подхватить. Ткань на животе, чуть пониже диафрагмы, была темной, а рука Юхана – красной.
Конрад уложил его лицом вверх, беспомощно огляделся. Надо было что-то делать, но он никак не мог сообразить – что.
– Глупо все-таки, – вытолкнул Юхан, пытаясь подогнуть ноги. – Глупо… Киты – не летают… А Ирландца Шульц решил убрать – сам слышал… Надо бы сообщить…
И умер.
Конрад сидел, не зная, как теперь быть. То есть, мысли в голове крутились, однако же – будто вхолостую.