Кей Дач. Трилогия
Шрифт:
– Понимал.
– Вот так. Потом – тебе было уже восемнадцать, верно? Когда здесь вербовали в космопехоту? Прошел бы по всем статьям, поверь мне.
– Я хотел!
– Хотел. И сломал руку перед самой медкомиссией.
– Это не моя вина.
Денис попыхтел трубкой, глядя на разгорающиеся огни городка. Самые яркие были в здании клуба. Прав он, сейчас я туда и отправлюсь, напьюсь и всем расскажу о своем позоре…
– Я и не утверждаю. Просто есть те, кто ловит удачу за хвост. А есть те, к кому она приходит – а ее не замечают. Ты из их числа. Уж извини.
– Это просто невезение.
– Да! Да,
– Жемчуг – не фекалии!
– Допустим. Хоть почечные камни. Какая разница? И уж если начистоту… никакой ценности в нем нет. Украшение, случайно вошедшее в моду. Вот пройдет окончательно спрос на жемчуг – и на вашей планете поставят жирный крест. А знаешь, как это может случиться? Напишет модный репортер статью о том, что оранжевый жемчуг добывают из кишок уродливых туземцев, а цена ему – литр воды. И все! Богатые бабки поскидывают с себя жемчуга. Он ничего не будет стоить.
– Денис…
– Леша, я пять лет здесь торчу. Мы, может, и не друзья уже, но ведь хорошими приятелями остались? – Денис ухмыльнулся. – Позволено ли мне будет сказать тебе правду? Ты ухитряешься из самой выигрышной ситуации выйти с наибольшими потерями.
Я вскочил. Денис пожал плечами.
– Чего ты добиваешься? – спросил я. – А?
– Мне подписали рапорт, – спокойно ответил Денис. – Пора лепить капитанские звездочки на погоны. Послезавтра я улетаю.
– Куда? – тупо спросил я, будто это было важным.
– На переподготовку. За пять лет я отстал серьезно… но попробую наверстать. А потом в регулярные части. – Денис искоса глянул на меня. – Видимо, на границе растет напряженность. Так что… тебе не с кем будет советоваться и некому плакаться в жилетку.
– Не плакался я тебе и не собираюсь! – крикнул я. – Проваливай! Может, кого получше пришлют!
– Да никого не пришлют, Алексей. Гарнизон опять сокращают.
– Меньше дармоедов, – огрызнулся я. – Прощай.
– Пока, Лешка.
Я шел от поста – почти бежал, а свежеиспеченный капитан Денис Огарин сидел на ракетном ранце, на котором сидеть совсем не рекомендуется, и пыхтел трубкой. Ему осталось провести всего два дня на моей планете, и он был этому рад.
А мне, наверное, предстоит тут прожить всю жизнь. Еще лет сто. Вот только чем они будут отличаться от прожитых двадцати?
– Может быть пива, Алексей?
– Нет, дядя Гриша. Коньяка.
Трактирщик Григорий и впрямь приходился мне дядей. Правда, троюродным. У нас слишком маленькая колония, почти все друг другу родственники – дальние. Поэтому на родство обращают мало внимания, разве что на прямое, мать – сын, брат – сестра…
Но Григорий Кононов, бывший солдат Империи, списанный по ранению, бывший городничий, ушедший с поста по собственной воле, бывший миллионщик, разбогатевший на «Звезде полуночи», но просадивший почти все состояние за полгода, был мне достаточно близок. Одно время он немного помогал нам – когда отец уже погиб, а мама еще боролась за жизнь. Я не то чтобы его любил, уж слишком часто дядя говорил колкости, но относился с большой симпатией, и это
– И что у тебя стряслось? – Григорий молча налил мне коньяка, причем более дорогого, чем заслуживали мои жалкие кредитки. – Какое горе топим?
Я молча выпил, краем глаза наблюдая за трактиром. Народу пока собралось немного. Кто-то играл в лапту и городки в спортивном зале, кто-то резвился в бассейне – все это можно было наблюдать сквозь две стеклянные стены трактира, выходящие внутрь клуба. Две другие стены были бревенчатыми, как принято в трактирах.
– Предложили жемчужину первой величины, а у тебя воды не нашлось? – предположил дядя Гриша. Я растерянно посмотрел на него. – Что, и впрямь?
Сидевшие рядом стали с любопытством поглядывать на меня. Их ожидания оправдались. Уже через десять минут я, подтверждая прогноз Огарина, рассказал всю историю.
Кононов присвистнул и налил мне полный бокал. Еще более дорогого и качественного коньяка.
– За счет заведения. Все равно ты напьешься, так позволь сделать твое похмелье менее тяжелым. Ничего, Леша, бывает.
Я кивнул. Меня уже сочувственно хлопали по плечам, говорили о том, что всяко бывает, и удача все равно придет. Начали вспоминать истории о том, как, отказавшись от мелкого жемчуга, старатель вскоре купил большой, как абори приходили к одному и тому же человеку день за днем, принося все более крупные жемчуга… Пошел нормальный, успокоительный треп, когда вместе с искренней симпатией (все мы тут свои, и все в общем-то люди добрые) угадывается и доля насмешливого облегчения. Не я! Не я сделал эту глупость – читалось в лицах.
Пил я много, но совершенно не пьянел, видно, с горя. А может, с дорогих коньяков, от которых лишь теплело внутри, но соображение не терялось. Только когда встал с высокого крутящегося стула и ноги стали разъезжаться, я понял, как набрался.
– Эх, отяжелел, Лешка, – подхватывая меня, сказал Ромка Цой, мой ровесник, парень худощавый, но жилистый, под стать корейским предкам. – Пропойца…
Сказал он не со зла. И никто бы не обратил внимания на слово, если бы не мой недавний рассказ…
– Лешка-пропойца, – вздохнул кто-то. Имелось в виду уже не опьянение, а постыдная история с обменной флягой.
И выходя вместе с Ромкой из бара, я понял, что кличка приклеится насмерть. Вместе со «скульптором», «дезертиром», «проводником» и прочими насмешливыми эпитетами, за каждым из которых стоял тот или иной позор.
Капитан Огарин вновь оказался прав. Во всем.
– Ромка, почему я… почему я такой? – заплетающимся языком спросил я.
– Сейчас свежим воздухом подышишь, пройдет, – миролюбиво ответил Ромка.
Мне стало смешно.
– Да не… кореец, ты дурак… я не о том…
Ромка только пыхтел, выволакивая меня из клуба. Городская малышня, резвившаяся в бассейне, хохотала. Шедший навстречу отец Виталий, наш новый священник, недавно принявший сан, неодобрительно нахмурился. Но вежливо промолчал, достал сигаретку с марихуаной и сделал вид, что весь ушел в поиски зажигалки.
Я вдруг подумал, как часто в последнее время люди при встрече со мной отводят глаза.
– Во, сейчас протрезвеешь, – сказал Ромка, сгружая меня на скамейку у входа. Хорошо хоть никого на улице – кто в клубе, кто по домам сидит. Большинство в клубе, конечно… – Ничего, Лешка, не грусти…