КФ, ИЛИ «КОСМОС БУДЕТ НАШИМ!» (Антология 2008)
Шрифт:
— Здравствуйте, — сказал Аллен невнятно. — Я приношу вам свои извинения.
— Нет, ты только представь, как он истребляет! — обратился Кучкин к Рожнову, демонстративно не обращая внимания на астронавта. — Что ни подсунь, истребит! Знаешь, давай и вправду набьем ему морду! За всё сразу! За Фолкленды, за Гренаду, за Балканы, за соколов Хусейна!
— Фолкленды-то при чем? А Хусейн вообще козел. Ну его.
— Тогда за Вьетнам! — предложил Кучкин.
— А вот за Вьетнам я согласен. И за то, что со вторым фронтом тянули, и за интервенцию в восемнадцатом
— И нашу Аляску прикарманил!
— Блин! — заорал вдруг Рожнов. — Они же, гады, Лен-нона убили!
Аллен сносно понимал по-русски и издевательство терпел стоически — жуя, — но когда дошло до Леннона, бедняга просто окаменел. Сразу бросилось в глаза, до чего астронавт побледнел и осунулся — страшнее, чем остальные трое.
— Доброе утро, господа, — очень вовремя сказал Шульте.
— Коллеги! — взмолился Аллен. — Я не знаю, что со мной случилось! Все это время я был в депрессии. В настоящей глубокой депрессии. Не хотел двигаться. Не хотел есть и пить. Не хотел жить. Понимаете? Как только закрылся люк, я словно умер. Это было ужасно! Мне стало легче около часа назад. Тогда я немедленно вернулся к вам. Простите.
— «Сорри», «сорри», — передразнил Кучкин.
— Вы недостаточно опытны, господин Аллен, мы должны были учитывать это, — произнес Шульте холодно. — Мы напугали вас и оставили без поддержки в трудную минуту. Мы виноваты. Простите вы нас.
Аллен посмотрел на начальника экспедиции так, будто тот ни за что ни про что опрокинул ему на голову ведро помоев.
— Вот таким он мне офигенно нравится, — заметил Кучкин. — Красавец. Слышите, Чарли? Мне нравятся слезы в ваших глазах. Расскажите нам про депрессию. Я серьезно.
— Это было ужасно. Я внезапно испытал острое желание спрятаться, — пробормотал Аллен. — Впервые в жизни. Спрятаться, закрыться. Было невозможно преодолеть это. А когда спрятался — началась депрессия…
— Вы могли бы залезть в спальный мешок, — предположил Рожнов. — Головой вперед. Мы бы поняли.
Аллен выронил еду и закрыл руками лицо.
— Мы беспокоились за вас, — сказал Рожнов. — Очень. Все это время.
— Да, — поддержал Кучкин. — Мы спрашивали: почему Чарли не улетел? Может, ему очень плохо? Финально плохо?
— Я не мог улететь… — простонал Аллен. — То есть даже не хотел. Мне просто надо было спрятаться. Я закрыл люк, сел в кресло — и исчез. Перестал существовать. Это было ужасно! Сейчас мне кажется, это был сон. Кошмарный сон. Не представляю, как я мог сделать так!
— В следующий раз, — сказал Рожнов, — мы сами засунем вас в мешок. Головой вперед.
— Следующего раза не произойдет! — отрезал Шульте. — У нас нет для этого запасных частей. Мы будем вынуждены оставить платформу. Кстати, «Оса» теперь задержится. Это позволит нам закончить текущие работы без спешки и получить больше времени на личные программы. Хорошо, не правда ли?..
Рожнов подумал, что на станции, которой больше не доверяешь, хорошо только с
Кучкин хотел объяснить, как Аллену повезло, что биг рашен хаммер оказался заперт в «Союзе», но не вспомнил достаточно убедительных английских слов и тоже промолчал.
Аллен хотел сказать, чтобы на него не обращали внимания, потому что он больше не тот Чарли, с которым все дружили и работали, а какой-то совсем другой Чарли, и бросил товарищей в беде третий Чарли, вообще чужой… В итоге он ничего не сказал, потому что даже мысленно запутался.
А Шульте подумал, что, раз проснулись, надо жить дальше. Жить и работать.
— Итак… Кто первый в туалет? — спросил он.
— Первый — командир! — заявил Кучкин. — Командир всегда первый. Везде. На белом коне.
— И с кувалдой. Признайтесь, господин Кучкин, вы ее украли? Мне только сейчас пришло в голову, что я никогда не видел никакой кувалды в тээм-четыре. Извините, кажется, я выдал вас, докладывая Земле о потерях инструмента. Клянусь, не хотел.
— Расслабьтесь. Хорошая вещь? Я знаю, почему она вам так нравится.
— Коллеги, если вы намерены поболтать, тогда я пошел, — сообщил Рожнов, выбираясь из спальника.
— Дуй. Пусть идет, да, командир? Так вот, кувалда вам нравится, потому что это ваша мифология. Бог Тор. Я прав? Не смейтесь. Это еще психология. Вы берете кувалду в руки, и э-э… нечувственно?.. Нет. В общем, часть вашего сознания понимает: вот именно та штука, которую должен иметь реальный немец. Вы не думаете, что вы могучий Тор, но чувствуете себя богом. И вы счастливы. Знаете, я подарю ее вам. После всего. Если посмотреть научно, это не кувалда, а просто биг рашен хаммер. Но это хаммер, который был в космосе! Три раза.
— Три раза?! — поразился Шульте. Слушая вдохновенный монолог Кучкина, он усмехался, а тут у немца глаза полезли на лоб.
— Ну… Мужик без кувалды не мужик, — скромно заметил Кучкин.
— Я понял, не переводите. А вы пробовали сосчитать, каких денег ваш хаммер стоит теперь, после трех подъемов на орбиту? Он же золотой.
— Хм… Я как-то не думал об этом.
— Три килограмма? Четыре?
— Три. Оптимальная масса для монтажа и демонтажа всяких… Устройств, которые тут есть. А вы решили, я могу взять в космос бесполезную вещь?
— О нет, я же видел ее в деле! Но вы посчитайте! Три подъема! Девять килограммов! Почти сто тысяч долларов!
Кучкин глубоко задумался. Шульте с интересом наблюдал, как у русского пилота идет процесс осознания.
На Аллена, скорчившегося в углу, оба старались не смотреть.
Как и Рожнов, они едва-едва свыклись с мыслью, что находятся на станции, которой больше нет доверия. Родная, своими руками собранная, любимая до последней заклепочки «лунная платформа» — третий подъем у Кучкина, по второму у Рожнова и Шульте — попробовала их убить, причем самым коварным и эффективным способом. Для полного счастья не хватало провести тут полгода бок о бок с коллегой, тоже пытавшимся убить их.