КГБ в Англии
Шрифт:
Поначалу бюро представлялось ему Своеобразной разновидностью пресс-агентства, экспериментом, по его выражению. «Только постепенно, — писал Спиру, — ему внушили, что требуются 1) обычные сообщения, 2) закрытые сообщения для сведения некоторых главных редакторов немецких изданий и, наконец, секретные сообщения для некоторых крупных американских бизнесменов и биржевиков. В том, что бюро имеет американо-немецкую подоплеку, ОС/42 убежден и по сей день. Тому есть многочисленные доказательства во всей его работе и поведении, но об «американской линии» знает только его ближайший приятель — ОС/46. Он убедительно просил меня не говорить ничего об «американской линии» другим лицам, сотрудничающим с бюро. По различным, главным образом материальным, соображениям ОС/42 превратился в патриота бюро, которое стало в последнее
И все же в душе у ОС/42 живут два чувства, — писал далее Спиру. — С одной стороны, он хочет оставаться патриотом и быть во всех отношениях на хорошем счету у Форин Офиса. С другой стороны, он скрывает от Форин Офиса «американскую линию» и факт сотрудничества с бюро ОС/43 и ОС/44, поскольку они как высокопоставленные чиновники фактически поступают противозаконно».
ОС/46, по описанию Спиру, был типичным международным авантюристом и служил ОС/42 в качестве источника. ОС/46 родился в России, на Кубани, к моменту создания бюро имел за плечами 25-летнюю журналистскую практику, во время революции был послан Временным правительством с целью закупки оружия в Западную Европу и остался там вместе с доверенными ему деньгами, был знаком с Керенским, тесно связан с белоэмигрантскими газетами «Руль» и «Последние новости», часто выступал с антисоветскими публикациями, прожив долгое время в Берлине, Брюсселе и Лондоне, имел широкие связи повсюду в Европе. ОС/46 был к тому же вице-президентом «фашистско-ревизионистского крыла сионистской организации» (слова Спиру) и, по утверждению ОС/42, информировал Форин Офис о всех закрытых заседаниях «враждебных Англии ревизионистов».
«ОС/46, кажется, гораздо в большей степени понимает истинный характер «корреспондентского бюро», — сообщал Спиру. — Он считает, что речь идет о полуофициальном американском информационном агентстве, работающем на грани экономического шпионажа. Не далее этого он и готов пойти. Он был бы готов делать все, что не может быть предъявлено ему как конкретное нарушение закона, хотя по существу это и было бы незаконно». Во время одной доверительной беседы со Спиру, содержание которой ОС/46 просил держать в тайне от ОС/42, он обещал свою всестороннюю помощь. Когда же Спиру сказал, что сообщения хорошо было бы подтверждать документами, ОС/46 заявил следующее: «Нет, этого я никогда не сделаю. В этом вопросе между нами не должно быть никакого недопонимания. Документы я не могу поставлять. Самую лучшую и недоступную информацию, «закрытые сообщения» вы можете от меня ожидать. Все, что я буду вам давать, вы можете публиковать. Будете ли вы это делать или нет, мне безразлично».
«ОС/46, так же как и ОС/42, рассматривает «корреспондентское бюро» как американо-немецкое предприятие, — писал Спиру. — Он убежден в его нерусском и особенно в его антисоветском характере».
ОС/43 служил чиновником, а в прошлом состоял в компартии. По своей осведомленности в экономических и политических вопросах он превосходил других сотрудников бюро, но его неуравновешенный, истерический характер, отсутствие журналистских способностей и тот факт, что он не был «джентльменом», приводили к трениям с ОС/42. ОС/43 считал себя «экономическим курьером» правительства и жил в постоянном страхе, что выдает государственные секреты. «Его истерия приводит к тому, — отмечал Спиру, — что сегодня он видит в бюро руку Москвы, а завтра — руку Вильгельмштрассе. И я, и ОС/42 основательно разубеждали его в этом.
О его сотрудничестве в группе знал только ОС/42».
ОС/44, по словам Спиру, был единственным членом группы, который сознательно нарушал закон, передавая документы своего министерства. В прошлом он за деньги снабжал кое-какими сведениями ОС/42 для его газеты и так стал сотрудником бюро. «В последнее время ОС/44 полностью отказался сотрудничать, — писал Спиру. — Его назначили начальником… и он боялся разоблачения своей «противозаконной деятельности». Однако убедить его все-таки удалось, так что он дает в самом деле хороший материал. Примечательно, что он приглашал ОС/29 в министерство и показывал ему секретные документы».
В конце своего описания группы Спиру делал некоторые выводы:
«1. Самим способом создания группы мы сами ) уже поставили
2. Группа, несомненно, отвечала цели расширения периферии (связей, возможностей. — О.Ц.). Через нее были получены связи, которые были за пределами наших возможностей. Ее создание было поэтому принципиально верным. Некоторые опасные моменты никогда не упускались из виду. В известных случаях именно вероятный контроль со стороны Форин Офиса служил прикрытием нашей работы».
Из сказанного Спиру очевидно, что «корреспондентское бюро» балансировало на грани законной и незаконной деятельности, и это объясняло неровное качество информации, поступавшей от него в Центр. «Лондонский редактор», если его деятельностью действительно интересовался Форин Офис или даже МИ-5, обнаруживал перед ними, вероятнее всего, только «надводную» часть всей организации, потому что столь нужные ему и другим членам группы деньги делались в ее «подводной» части. Он должен был прекрасно понимать, что без последней все, что было над поверхностью, просто бы затонуло. Все сооружение было довольно непрочным и зависело от денежных вливаний Центра и от каприза «патриотически» настроенных источников информации..
Трудно сказать, стоили те 20 процентов материалов бюро, которые оценивались Центром как представляющие «интерес и большой интерес», труда берлинских нелегалов и денежных затрат, но, как подчеркивал Ильк, лондонскую операцию следовало рассматривать только как начало большой работы. События, однако, развивались не всегда по намеченному плану. Коммунистическое прошлое иногда неожиданно настигало новоиспеченных нелегалов.
В марте 1931 года Ильк сообщил в Центр, что 2 числа по его вызову в Берлин из Лондона приехал Спиру. «Дело в том, — объяснял вызов Спиру Ильк, — что вопреки моей инструкции не выходить в работе с группой ОС/42, в частности с ОС/46, за рамки нынешней работы, только углубляя ее в связи с нашей установкой на создание нужной периферии, ГОФМАН, видимо из соображений чрезмерной личной амбиции, вышел из рамок моих директив и решился на разговор с ОС/46 в довольно открытой форме, предложив ему доставлять нам документальные материалы. Со слов ГОФМАНА, это вызвало резкий отпор со стороны ОС/46. Я в этом не без основания видел определенные симптомы, могущие привести к разоблачению ГОФМАНА. Положение ГОФМАНА оказалось куда более серьезным — опасным, чем я раньше предполагал, и об этом я узнал только в понедельник, лично от ГОФМАНА».
Ильк отнюдь не излишне драматизировал создавшуюся ситуацию. Вторая часть его письма излагает события, которые чаще происходят на киноэкране, чем в жизни:
«За 3–4 дня до отъезда из ОСТРОВА ГОФМАН был приглашен ОС/46 на вечер к нему. Было совершенно постороннее общество. Вдруг посреди вечера открываются двери, и входят муж и жена, оказавшиеся старыми хорошими знакомыми по Вене как ГОФМАНА, так и его жены. Муж — это сионист из Литвы, посещавший в Вене университет и оттуда его хорошо знавший как коммуниста. Жена — была в свое время в Вене подругой жены ГОФМАНА, в то время легально работавшей по нашей линии, причем она определенно знала о деятельности последней…
Войдя в комнату, оба они, и муж и жена, увидев старого знакомого, ГОФМАНА, с радостным восклицанием обратились к нему, называя его так-таки по самой настоящей его фамилии. Ситуация в момент создалась для ГОФМАНА в высшей степени опасная. ОС/46 тут же вошел в создавшуюся ситуацию и весьма ехидно обратился к ГОФМАНУ со словами: «Значит, у вас имеется две фамилии. Вы ведете двойной образ жизни. К этому надо бы присмотреться поближе».
ГОФМАН всячески пытался замять это дело. По его словам, это как будто ему частично удалось, так как муж и жена, уловив создавшееся положение, пытались сделать отступление, извинившись перед ГОФМАНОМ, что тут, видимо, недоразумение. На следующий день ГОФМАН об этом «недоразумении» рассказал ОС/42, причем последний принял это весьма легко, как случайность. Перед своим отъездом ГОФМАН еще раз говорил с ОС/46, причем ОС/46 совершенно обходил этот вопрос и весьма серьезно вел с ним разговор, приняв даже аванс — 10 ф. ст. ГОФМАН уехал оттуда, мотивировав это необходимостью быть на заседании одного акционерного издательства, соучастником которого он является. Выезд его из ОСТРОВА произошел совершенно гладко.