КГБ в Англии
Шрифт:
С АРНО, как стали именовать Чарли, Быстролетова познакомил КИН на очередной встрече. Когда КИН ушел, они посидели еще некоторое время вдвоем, а потом расстались. Следом за АРНО немедленно отправились помощники Быстролетова ПИЙП и ЭРИКА, чтобы выследить адрес англичанина в Париже и его полное и настоящее имя. Эта классическая процедура повторилась пару раз, но безрезультатно. «Первые же попытки слежки после встреч с АРНО показали, — пишет Быстролетов, — что Чарли не простак-рабочий, а культурный и опытный разведчик: он великолепно ориентировался в Париже и так ловко вилял по суматошным улицам, что поспеть за ним представлялось невозможным». Чтобы умерить прыть АРНО, Быстролетов старался подпоить его, благо тот был большой любитель спиртного. Но и это не помогало. Слежка продолжалась раз за разом, и наконец Арно ее засек. Он попросил Быстролетова больше не беспокоиться и сообщил адрес, оказавшийся ложным, но как бы то ни было, нелегальная группа КИНА все же установила место проживания
Окрыленный успехом, Быстролетов Примчался в Лондон, где в адресной книге нашел несколько Эриков Оулдемов, но последующая проверка показала, что ни один из них не является АРНО. Тогда Быстролетов изменил тактику. В день очередной встречи с англичанином он под предлогом изменить ее время и место практически ворвался в pro номер в отеле «Наполеон». Такая бестактность могла стоить разрыва отношений, но АРНО слишком нуждался в деньгах, чтобы пойти на это. Хотя тот и выразил неудовольствие по поводу нежданного визита, Быстролетов был вознагражден за свою наглость: на кожаном служебном чемоданчике АРНО он увидел его настоящие инициалы «Э.Х.О.». Они совпадали с инициалами его вымышленных имени и фамилии.
Через несколько дней в Женеве началась очередная сессия Лиги Наций. В списке членов британской делегации, остановившейся, как всегда, в отеле «Бо-Риваж», значился Эрнест Холлоуэй Оулдем. Вскоре группа Быстролетова выследила и его самого. Это был АРНО. «Он смертельно побледнел, — пишет Быстролетов, — когда я, не кланяясь и видимо не обращая на него внимания, взобрался в баре на соседний стул: наши пальцы сжимались на его горле».
Последующие события развивались в Лондоне. Быстролетов пишет, что по справочнику «Who is who» он нашел Эрнеста Холлоуэя Оулдема, бывшего армейского капитана и орденоносца, а ныне служащего Форин Офиса. Проверка указанного в справочнике адреса показала, что он проживает в особняке на Пембрук-Гардене в Кенсингтоне. Одевшись на манер высокопоставленного банковского служащего, Быстролетов на следующий же день после своего открытия постучал в дверь дома АРНО. Горничной он вручил визитную карточку на имя графа и фунтовую кредитку. «Хозяина дома не оказалось: меня приняла надменная леди, стоя посреди гостиной, — вспоминает Быстролетов. — Я почтительно объяснил, что являюсь доверенным лицом Дрезденского банка, в котором ее супруг изволит хранить часть принадлежащих ему ценных бумаг. Движение курсов на фондовой бирже заставило меня в интересах нашего вкладчика явиться в Лондон, и теперь я прошу о деловом свидании. Упоминание о деньгах заставило высокомерную леди взглянуть на меня несколько благосклоннее». Быстролетов почувствовал себя увереннее и в отсутствие хозяина пригласил его жену на другой день позавтракать с ним в отеле «Ритц». Начавшийся в холодных тонах разговор за ленчем стал теплее после бутылки бургундского и коньяка за кофе. Люси, она же впоследствии в секретной переписке ОГПУ — МАДАМ, настолько расположилась к молодому графу, что поведала ему две семейные тайны: во-первых, что ее супруг пьет, и, во-вторых, что он ведет себя очень странно и Монти сказал ей, что он на дурном счету. На вопрос Быстролетова, кто такой Монти, МАДАМ ответила, что это начальник службы контрразведки в Форин Офисе, брат фельдмаршала Монтгомери. По пути домой МАДАМ проявила последнюю слабость: «Граф, я доверяю вашей чести. Мой муж по указанию врачей заключен для принудительного лечения в замок Рэндэлшэм близ Ипсиджа. Я бессильна что-либо сделать! Используйте свое влияние, умоляю вас! Завтра утром мой шофер отвезет вас в Рэндэлшэм. Помогите!»
На следующее утро шофер с каменным лицом и выправкой робота отвез Быстролетова в Рэндэлшэм. Дмитрий Александрович застал АРНО спящим в глубоком кресле. Когда тот проснулся и открыл глаза, то единственное, что он смог сказать, было: «Вы? Здесь?
Будьте вы прокляты богом!» Все карты Чарли, казалось, были раскрыты. Но так только казалось. АРНО припрятал один козырь, который позволял ему вести ловкую игру с советской разведкой.
Быстролетов утверждает, что он прожил в Рэндэлшэм-Холле около месяца до окончания лечения АРНО и затем вернулся с ним вместе в Лондон. «С этого времени АРНО покорно выполнял требования КИНА, однако крепко ругая его в разговорах со мной, — пишет Дмитрий Александрович. — Разведывательная линия начала работать по плану, регулярно, как хорошо отлаженный механизм». Слова Быстролетова из его воспоминаний, написанных в 1968 году, подтверждаются также документом, хранящимся в его деле. В письме от 9 октября 1931 года нелегальная резидентура сообщала: «Улучшение взаимоотношений с АРНО — несомненно. ГАНСУ жена АРНО весьма настойчиво предлагала остановиться у них в доме — то же предложил и АРНО. Жена АРНО ГАНСУ между прочим сообщила, что, когда ГАНС к ним приедет — [она] познакомит [его] со многими коллегами АРНО, которого знают все руководители ФО…»
На знакомство с коллегами АРНО нелегальная резидентура возлагала больщие надежды. Дело в том, что, будучи «разоблачен» решительными действиями FAHGA как сотрудник Форин Офиса, АРНО все же продолжал скрывать свое истинное
АРНО настолько втянулся в работу, что проявил недюжинную изобретательность и вкус к конспирации. Для удобства связи он поручил Быстролетову «воспитание своего младшего сына», которого поселил в богатой немецкой семье, проживавшей в вилле над Рейном неподалеку от Бонна. Под предлогом посещения сына АРНО ездил в Германию, прихватывая с собой очередную порцию документов. Места встреч, впрочем, разнообразились. Это мог бьггь Мадрид, Париж, пляж в Ост-Энде, горный курорт в Швейцарии (Бриенц). Но даже при хорошо налаженной работе Быстролетова подстерегали неприятные неожиданности. Одна из них случилась в Париже, куда АРНО привез шифровальную книгу и код. «Я целую ночь фотографировал их в отеле, устал и случайно обрезал ладонь полоской стекла, которой прижимал страницы, — пишет Быстролетов. — Впопыхах не почувствовал боли и увидел, что поранился, только тогда, когда на глянцевитую поверхность листа капнула большая капля крови. Напрасно я ее слизывал, напрасно смывал ваткой с водой — пятно осталось. При хорошем контроле это был бы провал, но в Англии особые порядки — там в МИДе сидят дворяне, знающие друг друга с детских лет по Итону и Харроу, им все сходит с рук».
Быстролетов сумел установить с АРНО именно такие отношения, какие они наметили с КИНОМ при разработке всей этой операции. КИН писал в Центр 18 апреля 1932 года:
«В нем (ГАНСЕ. — О.Ц.) АРНО видит «нобльмена», венгерского дворянина (что ему весьма импонирует — этой легенде он, видимо, всерьез поверил), который оказался каким-то образом большевиком, но, не будучи русским, он гораздо приемлемее для него… По-видимому, он думает, что либо ГАНС был военнопленным у нас, либо «заблудился» в Европе… [ГАНС] только просит, объясняет мой нажим, причем сам как будто бы поставлен в положение, при котором неуспех в работе означает переброску его на другой, неевропейский участок работы».
Вскоре после знакомства Быстролетова с женой АРНО произошло то, чего и следовало ожидать. Жена АРНО, именовавшаяся в секретной переписке МАДАМ, влюбилась в молодого красивого венгерского графа и стала домогаться если не ответной любви, то хотя бы близости с ним. Делала она это весьма прямолинейно и откровенно. «Поскольку ГАНС категорически отверг ее приезд к нему в номер, — сообщал КИН в Центр 2 января 1932 года, — она проделала задуманное у себя дома (перед возвращением АРНО из больницы), «лихим портовым жестом» закинув подол платья, расставив ноги и умоляя не терять времени. Быстролетов был не в том положении, когда можно отвергнуть отчаявшуюся на такой поступок женщину. Невзирая на то, положение в данный момент не диктовало необходимости ГАНСУ вступить в интимные отношения с МАДАМ, и это не предусматривалось, по крайней мере, в этом конкретном случае, — писал далее КИН, — ГАНСУ пришлось пойти на этот шаг. Все-таки иметь дело с отвергнутой женщиной гораздо хуже, чем с женщиной, добившейся своего».
Ход мыслей и Быстролетова, и Базарова был правильным и, как показало будущее, МАДАМ сыграла важную роль во всей этой операции, спасая своего возлюбленного от провала.
Повествуя в «Воспоминаниях» о деятельности своей нелегальной группы, Быстролетов отмечает, что она велась по трем линиям.
«1. Первая линия — вербовщик и лицо, первоначально разрабатывающее новый источник, — я.
2. Вторая линия — нелегальные резиденты: КИН (с которым я работал в Берлине) или МАНН (в Париже).
3. Третья линия — легальные резиденты в посольстве — СЕМЕН и Б. Берман (в Берлине), ПЕТР (в Париже).
Помимо этих трех линий, работали технические специалисты (связисты и фотографы, в основном ПИЙП и ЭРИКА, которые постоянно находились при мне, разъезжали со мной и по моим поручениям). У группы имелись две технические базы (в Давосе — паспорта и деньги; в Париже у АПТЕКАРЯ — пункт для обработки материала). Прямой радиосвязью группа не располагала. Я знал настоящие фамилии только ПИЙПА и ЭРИКИ. Их легализационных данных, так же как и они моих, я не знаю. Встречи происходили конспиративно… только по мере надобности».