КГБ. Председатели органов госбезопасности. Рассекреченные судьбы
Шрифт:
При анализе документов видно, что посольство в Будапеште общалось только с узким кругом людей, которые придерживались догматической линии, и на основании полученной от них информации делались выводы, сообщаемые в Москву.
Руководители Венгрии наперебой и в деталях пересказывали Андропову содержание заседаний политбюро и правительства, неформальных разговоров среди руководителей страны. И, пользуясь случаем, старательно капали на своих политических соперников и оппонентов.
Если читать шифровки Андропова из Будапешта, то создается впечатление, будто единственная проблема Венгрии состояла в том,
Точно так же не ясно, почему в шифровках постоянно возникает имя Имре Надя, почему все боятся его возвращения в политику, а он все-таки возвращается. Посольство словно парализовано страхом перед возвращением Надя. Только потом становится ясно, что он самый популярный в стране политик и люди хотят видеть его у власти.
Имре Надь — неординарная фигура. В 1916 году, во время Первой мировой войны, он попал в русский плен, приветствовал революцию, присоединился к большевикам. После Гражданской войнь его отправили на нелегальную работу в Венгрию.
В 1930 году он вернулся в Москву, где прожил пятнадцать лет, работал в Международном аграрном институте Коминтерна и Центральном статистическом управлении СССР. После 1945-го вернулся в Будапешт, был министром, потом возглавил венгерское правительство; как «правого уклониста», его сняли со всех постов и исключили из партии.
Летом 1989 года председатель КГБ Владимир Александрович Крючков передал Горбачеву из архива своего ведомства пачку документов, из которых следовало, что Имре Надь в предвоенные годы был осведомителем НКВД. Он был завербован в 1933 год и сообщал органам о деятельности соотечественников-венгров, которые нашли убежище в Советском Союзе.
Это, возможно, тогда спасло самого Надя. В марте 1938-го его тоже арестовали чекисты из Московского управления НКВД. Но он просидел в кутузке всего четыре дня. За него вступился 4-й (особый) отдел Главного управления государственной безопасности НКВД, будущего премьер-министра Венгрии освободили.
Зачем Крючков достал документы из архива? Он писал об этом в сопроводительной записке Горбачеву:
«Вокруг Надя создается ореол мученика и бессребреника, исключительно честного и принципиального человека. Особый акцент во всей шумихе вокруг имени Надя делается на то, что он был „последовательным борцом со сталинизмом“, „сторонником демократии и коренного обновления социализма“. В целом ряде публикаций венгерской прессы прямо дается понять, что в результате нажима Советского Союза Надь был обвинен в контрреволюционной деятельности, приговорен к смерти и казнен».
Крючков, который работал в советском посольстве в Будапеште вместе с Андроповым и, видно, всей душой ненавидел Имре Надя, нарушил святое правило специальных служб и разгласил имя тайного сотрудника. Крючков казался мало эмоциональным человеком. Но не смог удержаться, чтобы не показать венграм: вот он каков ваш национальный герой!
Получив эти документы, венгерские историки возмутились: это фальшивка, документы подделаны. Но, скорее всего, документы подлинные: всех сотрудников Коминтерна заставляли сообщать о врагах. Какой же ты коммунист, если не выявляешь врагов народа? Какой ты
Еще на XIV съезде партии, в 1926 году, член президиума Центральной контрольной комиссии Сергей Иванович Гусев, не ведая конечно, что сам попадет в эту мясорубку, говорил:
— Ленин нас когда-то учил, что каждый член партии должен быть агентом ЧК, то есть смотреть и доносить… Если мы от чего страдаем, то это не от доносительства, а от недоносительства.
Реформаторские идеи Имре Надя — это была целая концепция переустройства экономики, и венгры хотели претворения этой концепции в жизнь. В Венгрии сформировалась широкая политическая оппозиция, которая видела, что и югославы иначе строят свою экономику и политику, и поляки начинают решать внутренние дела без указки Москвы.
В октябре 1956-го Имре Надя восстановили в партии. Надя вдохновлял пример польских событий: там был реабилитирован и восстановлен в партии Владыслав Гомулка, которого в 1949-м обвинили в право-националистическом уклоне и арестовали.
Гомулку избрали первым секретарем Центрального комитета Польской объединенной рабочей партии (ПОРП) вопреки воле Москвы. Но если Москва согласилась на такие перемены в Польше, то, может быть, согласится на то же и в Венгрии?
События в Польше были не менее острыми. Рабочие вышли на улицы с антисоветскими и антисоциалистическими лозунгами. Маршал Конев получил из Москвы приказ двинуть советские части на Варшаву. Но польские генералы, особенно во внутренних войсках, где было мало советских ставленников, предупредили, что встретят советских солдат огнем.
Хрущев увидел, что лучше не вмешиваться. Маршал Константин Константинович Рокоссовский, которого Сталин в 1949 году отправил служить в братскую Польшу, был выведен из политбюро ЦК ПОРП, потерял пост министра обороны и уехал в Москву с горестными словами:
— В России я всегда был поляком, а в Польше русским.
Для обсуждения польских дел в Москву пригласили венгерскую делегацию, но тут на первый план вышли венгерские дела. Начались перестрелки в Будапеште, демонстранты свергли гигантскую статую Сталина.
Посол Андропов продолжал считать, что причина всех проблем — нерешительность венгерского политбюро, его беспринципные уступки. Посольство ставило на тех, кого народ не поддерживал. Даже коммунисты говорили, что хотят строить не советский, а венгерский социализм.
Посольство знало все, что происходило в руководящем эшелоне, до деталей, до мелочей. Но что говорили и делали лидеры оппозиции — об этом посольство собственной информации не имело, поэтому, по существу, вводило Москву в заблуждение.
Студенческая демонстрация 23 октября, сначала запрещенная, а затем разрешенная, превратилась в массовые выступления против власти.
Посол Андропов напрямую обратился к командиру Особого корпуса советских войск в Венгрии с призывом вступить в Будапешт. Тот сказал, что ему нужен приказ министра обороны.
Андропов связался с Москвой. Начальник Генерального штаба Василий Данилович Соколовский позвонил командиру корпуса по ВЧ междугородной правительственной связи и отдал приказ. Думали, что, как только появятся советские танки, все закончится, как это произошло после советского вмешательства в Берлине в июне 1953 года.