КГБ
Шрифт:
Вообще КГБ считал, что самая большая ценность лондонской деятельности СТБ заключается в работе с политическими и профсоюзными деятелями, которые относились к чехам с меньшей подозрительностью, чем к русским, и к тому же сочувствовали народу, который Запад предал в Мюнхене в 1938 году. СТБ рекомендовала своим сотрудникам, чтобы при вербовке британских парламентариев они изображали из себя дипломатов старой закалки, сетовали на существующее недоверие между Лондоном и Прагой, а потом, как бы невзначай, говорили: «Я сомневаюсь, что многие из властей предержащих в Праге вполне осознали, что холодная война давно уже кончилась в том, что касается англичан. Если бы нам только удалось найти здесь кого-нибудь, кто мог бы убедить наш народ — даже можно письменно, — что англичане искренне хотят улучшить отношения со своими старыми союзниками времен войны.»
Любому парламентарию, которого таким образом удавалось убедить написать доклад об улучшении англо-чехословацких отношений, выплачивали за это деньги, говоря при этом: «Разве мы можем допустить, чтобы вы писали задаром?»
Примерно на протяжении пятнадцати лет Оуэн встречался со своим оператором в одном из лондонских парков, где он рано утром выгуливал свою собачку. Хотя он был лишь «заднескамеечником», т.е. рядовым членом парламента, ему удалось войти в военно-бюджетный комитет палаты общин, и, по словам Фролика, он передавал «весьма ценные секретные сведения» о Британской Рейнской армии и британском участии в НАТО. Оуэн был в конце концов разоблачен после бегства Фролика и еще одного сотрудника СТБ, который был знаком с «делом Ли», — Франтишека Августа. В апреле 1970 года после того, как в результате проверки банковских счетов Оуэна были обнаружены крупные суммы, по которым он никогда не платил налогов, он подал в отставку. Но на процессе, который состоялся месяц спустя в здании Центрального уголовного суда на Олд-Бейли, обвинению не удалось доказать, что Оуэн выдавал секретные сведения. Поскольку ни Фролик, ни Август не были его операторами, их свидетельства были рассмотрены как показания с чужих слов и не были приняты в расчет. После того, как суд оправдал Оуэна, он признался во всем МИ5 в обмен на гарантии, что против него не будут возбуждать нового дела. Член парламента и адвокат Лео Абс, слышавший его признание, позже писал: «Оуэн, безусловно, от души поглумился над своей родиной.»
Самым высокопоставленным членом парламента от лейбористской партии, работавшим на СТБ, Фролик и Август назвали Джона Стоунхауса, который в разные периоды своей карьеры занимал посты парламентского секретаря в Министерстве авиации, заместителя парламентского секретаря в Министерстве по делам колоний, министра авиации, государственного министра техники, министра почт, а затем министра почт и телекоммуникаций в правительстве Вильсона в 1964—1970 гг. СТБ якобы шантажировала Стоунхауса, заманив его сначала в «любовный капкан» во время его визита в Чехословакию в начале пятидесятых. По словам Фролика, он также брал от СТБ и деньги: «Хотя он и не был членом Кабинета, (он) помог нам многое узнать о военной и разведывательной деятельности англичан.» Однако не существует улик, которые бы свидетельствовали о том, что связи Стоунхауса с СТБ носили не просто случайный характер. За несколько месяцев до падения правительства Вильсона в 1970 году ему в присутствии премьер-министра были предъявлены показания Фролика и Аугуста. Стоунхаус все категорически отрицал. Поскольку у МИ5 не было никаких улик, которые могли бы подтвердить показания перебежчиков, дело было закрыто.
Правда, поведение Стоунхауса после этого не очень-то вязалось с его заявлениями о полной невиновности. В 1974 году, столкнувшись с серьезными проблемами в бизнесе, Стоунхаус инсценировал самоубийство и бежал со своей любовницей в Австралию. После того, как его выследили и вернули в Англию, он был приговорен к семи годам тюремного заключения по восемнадцати пунктам обвинения в воровстве и подлоге. Выйдя из тюрьмы, он опубликовал «шпионский» детектив. В этом романе крупного государственного чиновника Европейской комиссии по имени Ральф Эдмондс заманивает в ловушку соблазнительная Лотта из восточногерманской разведки. («Одна из лучших наших сотрудниц, — говорит потом Ральфу его оператор. — Она все это сделала строго в соответствии с заданием.») Ральф проводит приятный вечер в компании Лотты, которая любезно «посылает импульсы радости в каждую извилинку его мозга». Потом, после последнего «великолепного штурма», уже погружаясь в сон, «Ральф вдруг заметил свое отражение в огромном овальном зеркале на потолке.» Потом ему вручают фотографии на память о том вечере, сделанные через зеркальное стекло на потолке, и он соглашается сотрудничать. Несмотря на сомнительные литературные достоинства прозы Стоунхауса, рассказ о том, как Ральф попал в западню, вполне мог быть написан по мотивам его собственного опыта общения с СТБ.
Дело чехословацкого агента в Палате общин по кличке «Крокодил» по сей день остается настолько запутанным, что однозначно его проанализировать не представляется возможным. «Крокодилом» был Том Драйберг, член парламента на протяжении 28 лет, который
Четвертым предполагаемым агентом чехословацкой разведки в Палате общин в семидесятых годах был некто по кличке «Густав», личность которого так и не была установлена. По свидетельству Фролика, этого агента завербовал в середине пятидесятых годов Вацлав Таборский, и работал он за деньги. «Густав был не такой важной персоной, как Ли, но имел возможность доставать интересную информацию о внутренней и внешней политике лейбористской партии, когда она находилась в оппозиции, а позднее, когда к власти пришло правительство Вильсона, он давал и военные сведения.»
Неудивительно, что многие авторы, пишущие о шпионаже, «Густавом» считали сэра Барнетта Стросса, члена парламентской фракции лейбористов от Стока, который родился в Чехословакии, свободно говорил по-чешски и ни на кого не мог подать в суд за клевету, поскольку умер в 1967 году. Однако эта версия представляется малоправдоподобной.
И СТБ, и КГБ считали, что наряду с членами парламента от лейбористской партии можно вербовать и консерваторов, но, похоже, они были безнадежно неудачливы в выборе кандидатур. Лондонская резидентура СТБ разработала хитроумнейшую комбинацию, чтобы заманить в Прагу, скомпрометировать и завербовать лидера консерваторов Эдуарда Хита (предполагалось использовать его страсть к игре на органе и предложить ему поиграть в одном из пражских соборов). Как и следовало ожидать, план провалился — Хит не принял приглашения. Михаил Петрович Любимов, исключительно одаренный, но чрезмерно тщеславный сотрудник линии ПР резидентуры КГБ в начале шестидесятых завербовал личного секретаря одного члена парламента. Потом, как он рассказывал Гордиевскому, без всякой надежды на успех пытался завербовать журналиста-консерватора Перегрина Уорстхорна и подающего надежды молодого парламентария от консервативной партии Николаса Скотта. В конце концов в 1965 году его выдворили из страны после неудачной попытки завербовать шифровальщика.
Неуклонный рост масштабов деятельности КГБ и СТБ в Великобритании в шестидесятые годы был подорван тремя случаями измены. Фролик и Аугуст, бежавшие на Запад летом 1969 года, в течение какого-то времени до этого работали в Лондоне и, видимо, выдали многих британских агентов СТБ. Еще более серьезный ущерб нанесла КГБ измена Олега Адольфовича Лялина, который бежал из лондонской резидентуры в сентябре 1971 года. Лялин, специалист по рукопашному бою, прекрасный снайпер и парашютист, работал в Отделе В Первого главного управления, который был основан в 1969 году вместо старого Тринадцатого («мокрые дела») отдела, серьезно скомпрометированного после бегства Хохлова и Сташинского. Отдел В имел более широкую специализацию, чем его предшественник. В его функции входила подготовка чрезвычайных планов, которые предусматривали проведение диверсий в различных коммунальных службах, на транспорте и на объектах связи в других странах в случае начала войны или возникновения кризиса, способного привести к войне.
Весной 1971 года, примерно за шесть месяцев до своего бегства на Запад, Лялин был завербован МИ5 и сообщал сведения о планах проведения диверсий в Лондоне, Вашингтоне, Париже, Бонне, Риме и других столицах западных государств. Он сообщил, что в каждой столице сотрудникам Отдела В было приказано наметить важнейших деятелей и следить за их перемещениями, чтобы можно было их ликвидировать в случае возникновения критической ситуации. Они также должны были вербовать агентов среди местных жителей, которые могли бы помогать им в работе или обеспечивать поддержку нелегалам Отдела В. Среди диверсий, которые предполагалось осуществить в Лондоне, были планы затопления лондонского метро, взрыв станции раннего оповещения о ракетном ударе в Файлингдейле (Северный Йоркшир), уничтожение стратегических бомбардировщиков класса «V» на земле и нападение на другие военные объекты. Главная задача Лялина заключалась в том, чтобы выявлять наиболее важные объекты, которые можно было бы нейтрализовать в случае начала войны. Некоторые планы Отдела В были столь же невероятные, как и планы ЦРУ по ликвидации Кастро. По одному из таких планов, о котором рассказал Лялин, советские агенты под видом посыльных и курьеров должны были разбрасывать «по коридорам власти» бесцветные ампулы с ядом, которые убивали каждого, кто на них наступал.