Кибердемоны. Призрак
Шрифт:
– Ты врёшь. Я звонила ему на работу. Его там нет. Его нигде нет!
– Мама...
– глубокий вдох.
– Ты знаешь, над чем работает Платон?
– Ну... Там что-то очень сложное...
Выдох.
– Вот именно. Платон работает над очень, очень сложными вещами. Он просто не может отвлекаться. Ты ведь помнишь, что бывает, если его отвлечь? Например, когда ты насильно сдернула с него Плюсы, а потом нам пришлось ожидать трое суток, пока он выйдет из кататонии...
– Ты хочешь сказать, он просто... работает?
– Да, мама.
Мирон вспотел. Где-то в далёком Минусе его руки нашарили молнию, расстегнули куртку, стащили с головы шапку...
Платон не воспринимал концепцию лжи. Но Мирон со временем обнаружил, что всё-таки способен на лёгкую форму вранья. Полуправда, недосказанность, намёки и иносказания. Со временем он научился плести довольно сложные истории, на сто процентов не являющиеся истиной, но состоящие из абсолютно правдивых элементов.
– Но он никогда раньше так не делал, - обиженно заявила мать. Хорошо хоть, убавила голос до приемлемых децибел.
– Что бы ни случилось, он никогда не забывал позвонить мамуле.
– Всё бывает в первый раз, - Мирон привычно удержался от напоминания, что он - тоже её сын.
– Твой птенчик вырос. У него своя жизнь.
– И как там в Башнях?
– тут же переключилась мать.
– Что ты видел? Расскажи! Там и вправду так роскошно, как говорят?
– Мне пора, мама. Дела, знаешь ли.
– Подожди, - повелительный окрик хлестнул не хуже бича.
– Ты ходил в ту фирму, о которой я говорила? Которой нужны плюс-дизайнеры... Я в долгу перед Мириам. Её Владик такой умничка, что предложил тебе работу...
– Я не буду работать на этого долбоёба, - волна раздражения прокатилась так же привычно, как и ревность к тому, что у мамочки с братом "особые" отношения...
– Он до восьми лет ходил в памперсе.
– Но вы же были лучшими друзьями!
– Это вы с тётей Мириам были лучшими подругами. А нам приходилось с этим жить.
– Но детка...
– Ой всё, мама. Мне пора.
Сдёрнув наушники он запихал их обратно в карман, застегнул пуговицу, затем застегнул куртку на молнию...
Дома, в Ванне стоял фильтр входящих, но на примитивных переносных Плюсах такой не поставишь - одна из причин пользоваться ими пореже.
Номер-люкс в Мандарин-отеле был отражением квартиры Платона. Просторные комнаты, чистота и геометрический порядок.
Только Ванна здесь была не Хитачи, а Тойота Марк-19, с покрытием под хитин - по полированной поверхности разбегались фрактальные узоры, имитирующие панцирь глубоководного краба.
Ковёр на полу изображал не микросхему, а матричную решетку. Вместо торшера - терракотовый вазон с экзотическим растением. Фаллически острые листья скрывают ярко-малиновые полукружья лепестков, сладострастно сомкнутые вокруг желтого пестика...
Вспоминая, как лучезарно улыбнулась ему девушка-метрдотель в холле - после того, как он предъявил голубую карточку - Мирон сбросил куртку и ботинки, остро ощущая их "секондхендовость", неуместность в номере
Открыв дверцы шкафа, вытащил сумку для грязного белья, запихал в неё куртку, ботинки, рубашку с трусами, джинсы - не вынимая из карманов ничего, кроме замшевого конверта с карточкой - и выставил всё это в коридор с пометкой "выбросить".
Может, его по-сути неплохие кроссовки и джинсы еще обретут вторую жизнь где-нибудь на блошином рынке в Капотне, а может достанутся непутёвому сынку одной из горничных-бирманок, которых любят нанимать на работу японские отели...
Дексаминовая волна схлынула и Мирон чувствовал непреодолимое желание оказаться в Плюсе. Где угодно, пусть не в своём особняке, где вновь может подстерегать мамочка с очередным ворохом вопросов, но только не здесь, в Минусе, где остро ощущалась бренность всего сущего.
Нужно хотя бы на несколько часов перестать чувствовать тело. Кожаную оболочку, набитую булькающими органами, полупереваренной пищей и экскрементами. Перестать чувствовать ток крови в ушах, биение сердца, колотьё в правом боку - печени дексамин нравился куда меньше, чем мозгу.
И сбросить, наконец, напряжение.
Побыть Кровавым Точилой.
Мирону хотелось мяса. Чего-то такого, от чего кровь заледенеет в жилах, а мозги зашкворчат, будто их поджаривают на электрогриле. Чего-то, что поможет забыть образ гончих, бегущих по его следу...
Выставив таймер на три часа и погрузившись в Ванну, почувствовав, как биогель проникает во все впадины тела, отдавшись на мгновение этому приятному ощущению, он мысленно назвал пароль.
И оказался в шатре из белесой материи, посеревшей и с прорехами, сквозь которые проникал желтый солнечный свет. Разрешение было потрясающим: свет структурировался на отдельные лучи, а в них, повинуясь квантовому алгоритму, плавали пылинки...
Привычным жестом я накинул лёгкую льняную рубаху, поверх неё - тяжелый нагрудник из многослойной, проклеенной рыбьей желчью воловьей кожи. Лодыжки оплели жесткие ремни поножей, а голову обхватил шлем с жесткой щеткой конского волоса.
Копьё, меч, щит... Откинув полу шатра, я шагнул на солнце. Рати как раз строились друг против друга.
Слева длинные ряды воинов доходили до полосы прибоя, за которой покачивались чёрные ахейские корабли, крутыми боками и неуклюжестью похожие на уток в парковом пруду.
Справа высились неприступные стены древней Трои.
– Приветствую тебя, Диомед!
– крикнул сотник, когда я занял своё место в фаланге.
– Хай, Точила! Давно не виделись!
– понеслось по рядам.
– Где пропадал, Кровавый? Без тебя как-то скучновато...
Отвечая на приветствия, я приготовился к бою. Обнажил копьё, выставил щит - меч пойдёт в ход немного позже, когда рати столкнутся.
Над рядами ахейцев прокатился клич - мы разом подняли копья и ударили древками в щиты. Троянцы ответили волчьим завыванием - Паллада, любительница волков, сегодня была на их стороне...