КиберLove. Поцелуй за тысячу парсек от Земли
Шрифт:
– Давайте поклянемся, что бы ни случилось, где бы мы ни оказались, останемся верны своей дружбе, – Зира протянула ладонь. Ее глаза в темноте блестели.
– Если жизнь нас разлучит, то мы не успокоимся, пока не убедимся, что каждая из нас находится в безопасности, – Алеля положила ладонь на руку Зиры.
– Всегда придем на помощь, даже если пройдет много лет, и мы превратимся в дряхлых старушек, – моя ладонь легла сверху. – Клянемся!
– Клянемся! – хором ответили девочки.
– Омоем руки в Священном Стиксе, – загробным голосом произнесла Алеля.
Наша река называлась Купель,
Мы присели на корточки и пополоскали в ледяной воде руки, а потом умыли лица. Домой возвращались одухотворенные клятвой. Когда расходились по своим проулкам, долго прощались. Обнимались и даже плакали. Наша жизнь круто менялась, и мы это чувствовали.
А утром по радиоприемнику сообщили, что у выхода из города–бункера приземлились на парашютах несколько ящиков с браслетами. Мэр просил не приходить в мэрию и не создавать толчею. Браслетов всем хватит. Старосты секторов получат необходимое количество и раздадут согласно спискам. Надо будет только поставить подпись в получении иноземного устройства.
– Помните, – вещал мэр по радио, – за свой браслет каждый несет личную ответственность. Если потеряете или будете обращаться неподобающе, рискуете не попасть на борт космического корабля. Считайте, что это ваша новая идентификационная карточка, дающая право вступить в новую жизнь.
Получать браслеты мы отправились всей семьей. Чтобы не было сутолоки, староста присылал мальчишку, который выкрикивал номера домов, жителей которых ждали в конторе.
– Распишись, – старик Гриф пододвинул журнал со страницами в линеечку и ткнул пальцем в нужную строку.
Мы вернулись в «каменный» век, где все дела велись на бумаге. Благо ее здесь было много, поскольку бункеры начали строить задолго до природного катаклизма. Еще при Советском Союзе. Здесь всюду можно было видеть свидетельства несуществующей страны – звезды, знаки, барельефы прежних вождей. Даже на мясных консервах, которые выдавались по праздникам, стояли таинственные слова «Сделано в СССР».
Браслет оказался тоненькой стальной лентой, отполированной до блеска. Стоило приложить ее к запястью, как она «оживала» и обхватывала руку. Как я ни искала замок или хотя бы место соединения двух концов, так и не нашла. Чудо развитой цивилизации.
– Мочить можно? – спросила я, пробуя повертеть браслет. Но он сидел так плотно, словно сросся с кожей.
– Можно, – устало ответил Гриф. – Нельзя пытаться снять.
Старик был похож на некрасивую птицу из учебника по зоологии. Лысый плешивый череп, крючковатый нос, тощие, вечно задранные плечи, будто он мерз или боялся получить подзатыльник.
– Какой дурак попробует снять? – отозвались из очереди. – Остаться здесь в одиночестве, когда всех заберут, похуже смерти.
Вечером я сравнила с девчонками свой браслет. Никакого различия. Нет ни цифр, ни инициалов. Стальная лента, присосавшаяся к коже.
– Теперь осталось только ждать, – Зира опустила рукав вязанной кофты, закрывая браслет. – Слышали, на звездолет нельзя проносить личные вещи? Никакого багажа, кроме того, что надето на тебе.
–
– На звездолете всем выдадут новую одежду. Будем ходить одинаковые.
– Будем в камерах анабиоза лежать одинаковые, – поправила Зиру Алеля.
Я поежилась. Страшно оставлять все то, что нажито за неполные восемнадцать лет. Книги, мамины серьги, туфли на высоком каблуке, доставшиеся от бабушки со стороны отца. Мачеха на них зарилась, а я из вредности не давала, хотя они были мне велики. Теперь окажутся никому не нужными. Надо отдать, пусть Галина порадуется.
В ожидании эвакуации мы занимались повседневными делами: дети ходили в школу, взрослые на работу. И все как один переживали, как бы не остаться последними. Мне бы тоже было жутко покидать опустевший город. Я даже представила, как гулко будет эхо на главной площади без привычного шума людей и работающих механизмов.
Не меня одну волновала судьба животноводческой фермы и парников. С собой животных не забрать, а оставлять без присмотра – бесчеловечно. Слышались предложения, что все нужно поделить и в последние дни наесться от пуза. С продуктами у нас всегда было сложно, поэтому на улицах города трудно было встретить толстого человека.
Мэру пришлось прочесть целую лекцию, чтобы успокоить народ. «Не стоит сжигать за собой мосты. Мало ли как повернет жизнь. Вдруг не смогут всех эвакуировать? Вдруг оставят дожидаться следующей звездной экспедиции?»
И правильно. Незачем устраивать прощальный пир, когда неизвестно, что придумают наши спасители. Прошло две недели с тех пор, как мы получили браслеты, а никаких признаков начала эвакуации не было. Никто не понимал, почему спасители тянут. Пределы замерли в ожидании.
В школе все оставалось по–прежнему. Наступило время экзаменов, и передо мной на парте лежал перечень «Возможностей». А я медлила, не решаясь поставить галочку напротив той профессии, какой хотела бы заняться.
Еще неделю назад я была уверена, что нам не придется делать выбор. Зачем, если мы улетаем в другую звездную систему, где твое будущее могло определиться совсем иначе? Поэтому сейчас я пребывала в полной растерянности.
– Слушай, сегодня ночью тебе случайно не жгло руку под браслетом? – Алеля наклонилась ко мне, косясь на строгую учительницу, которая стучала мелом по доске, выписывая наименования работ, где не хватало специалистов.
– Точно! Пекло! – живо откликнулась я. – Я думала это из–за уксусной кислоты. Вчера нечаянно бутылочку опрокинула. Немного попало на браслет. Мачеха грызла, пока не заступился отец. Думаешь началось?
Алеля распрямилась, поймав на себе взгляд учительницы. Чтобы дать мне знать, хлопнула три раза ресницами. Мы давно условились, что «да» – это один раз моргнуть, «нет» – два раза, а «не знаю» – несколько. Строгие учителя могли наказать за разговоры во время уроков, отправив убираться в младших классах.
– Я уже все, – шепнула мне Алеля, показывая листочек, где отметка стояла напротив профессии «доярка».
Я сделал плаксивое выражение лица. Ни в доярки, ни на завод, ни, тем более, в ассенизаторы, я идти не хотела.