Киберсайд
Шрифт:
– Но… когда властьимущие поняли, что стоит на кону, это привело к ситуации, известной как Первые Войны за трафик. Конфликт, который запустил эффект домино по всему Киберсайду.
Матильда потеребила обертку от батончика.
– Типа индексации.
Молчун кивнул:
– Этот инструмент создан, чтобы держать людей на территории конкретной Местности и сохранить силовой центр в целости и сохранности. Сделки, потоки денег и контроль пользователей стали делом прибыльным и безжалостным.
Матильда разорвала обертку на части.
– Так на кого же, по-твоему,
Молчун потер свой затылок.
– Ну, в самом начале было несколько организаций. Но по мере действий Войн за трафик он свелся к горстке ключевых игроков. На восточном побережье почти все протекает через Метрополис. Здесь же над всем господствует Вавилон. Эти двое постоянно торгуют людьми в своих собственных протекторатах и борются друг с другом за ресурсы.
Матильда долго обдумывала его слова, прежде чем задать следующий вопрос:
– Подожди, если индексация привязывает тебя к региону, как вообще работает «людская кража»?
Джеймс щелчком выбросил сигарету и потянулся за фляжкой.
– Поскольку индексация – это уловка, ставшая частью Системы, всегда есть способы ее избежать. Просто эти способы влекут за собой проблемы.
Джеймс отпил из своей фляжки. Матильда бросила камень в траву.
– Здесь чего-то не хватает. А что они делают, когда забирают тебя?
Джеймс вытер губы.
– Очень неприятный вопрос. Каждый человек входит в Киберсайд со своим собственным хранилищем воспоминаний, но не забывай, что и оно конечно в объеме. Итак, протоколы индексации принимают во внимание тот факт, что более старые воспоминания настроены на удаление. Распределение памяти большинства рабов резко сокращается. У тебя остается ровно столько, чтобы осуществлять запросы на услуги, но о своей предыдущей жизни ты уже ничего не помнишь, будь то в Киберсайде или в реальном мире.
Матильда издала звук, очень похожий на плевок.
– Значит, при индексации они вырезают твою память и ты становишься безмозглой овцой, которая ничего не помнит из собственного прошлого.
Когда она снова начинает говорить, в ее голосе не слышно ни презрения, ни возмущения – только беспокойство.
– Как думаешь, это как-то связано с моей потерей памяти?
Лошади, досыта напившиеся воды, разбежались по заброшенному ранчо. Джеймс обдумывает, как лучше ответить.
– Честно говоря, сомнительно. Но не уверен.
Он ждет следующего вопроса, который так и не последовал. Сидящая рядом девушка молчит.
Беспокойство лошадей помогает ему нарушить неловкую тишину:
– Наверное, нам стоит продолжить путь.
Матильда молча кивнула и направилась в сторону колодца.
Вернувшись на тропу, Джеймс время от времени поглядывал на Ведьму. На Матильду. Она ловит его взгляд и расплывается в улыбке, но все, что он может выдавить в ответ, – это короткий кивок. Его внимание сосредоточено на маленьком жетоне на ее шее, странном ключе не только к ее прошлому, но и к его собственному.
Из тех времен и мест, что существовали задолго до этого мира. Тогда у него еще была семья.
Джеймс продолжает путь, и ритмичный стук копыт уводит
Команда застряла в очередной запаре, все отделы погрязли в очередной бесконечной попытке исправить плохое планирование путем набрасывания бесчисленных человеко-часов. Держать компанию на плаву в неустанном и вечно изменчивом мире означает постоянно работать, чтобы удовлетворить запросы требовательной, разборчивой клиентской базы.
– Дерьмо, Джеймс, – произносит встревоженный мужчина рядом с ним. – Ты глянь, опять отчет об ошибке!
Мужчина лет тридцати пяти в покрытой потными пятнами рубашке, застегнутой на все пуговицы, с растрепанными волосами и покрасневшими глазами – все выдавало в нем человека, который попал в жернова бесконечных цифровых разработок. Стивен – руководитель проекта, живущий в постоянном страхе отстать от графика. Просто слишком много ошибок, которые нужно исправить, а они, в свою очередь, – последствия работы команды по контролю качества, дико бьющейся в муках своего нескончаемого рабочего дня. Все и вся готовится к предстоящему стресс-тесту серверов. Все это время высшее руководство неистовствовало из-за проваленных сроков и ужасных последствий слишком большой оплаты сверхурочных.
Джеймс смотрит поверх своего испуганного коллеги на не менее испуганного поставщика, бегущего мимо их комнаты; непрерывный поток ненормативной лексики, исходящий из его рта, соответствует только потоку энергетического напитка, к которому тот постоянно прикладывается. Всем известно, как Джеймс относится к Скотту – «буйной важной шишке и мудаку по совместительству», но, по крайней мере, Скотт может понять их ситуацию, даже с тем, что его конкретно все задолбало. Отдел маркетинга безжалостно долбил бедного ублюдка в течение нескольких месяцев, чтобы получить продукт в срок. Поскольку рекламная кампания уже на полном пару во всех доступных медиа, то, ясное дело, в случае «существенных потерь доходов» отдел маркетинга никто обвинять не станет.
Украдкой взглянув на часы (уже почти три ночи), Джеймс опускает голову, признавая свое поражение. Сара с Тимом уже давно сдались и наверняка легли спать. Но с овертаймом, до которого он дотянул, не говоря уже о разных стимулах для запуска в назначенные сроки, что еще он мог сделать, кроме как стиснуть зубы и ринуться в бой? По крайней мере, именно эту басню им скармливает руководство. Даже без их неподражаемой манеры пассивно-агрессивного управленческого надзора Джеймс достаточно хорошо осознает важность и ценность того, что он делает.
Этот новый проект не похож ни на что, над чем он когда-либо работал раньше. Это же гребаная революция.
Джеймс протер глаза. Красочный словарный запас Скотта передался и ему. Джеймс пристально смотрит на экран, анализируя строки кода. Это все-таки революция. Он не может перестать размышлять об этом: о переносе разума – крайне эмулированного сознания – в сеть. Это изменит жизнь человечества.
И обогатит семью Джеймса.
Задумавшись, Джеймс медленно осознает, что Стивен пытается привлечь его внимание.