Киерленский изувер

Букреев Марс

– Остынь, - вмешался старик-стражник.
– С гневирцами так нельзя, сам знаешь. Отведем его к коменданту, пускай он решает.

Толстяк насупился, но спорить не стал.

– Иди за мной!
– буркнул он бродяге и направился к воротам.

Путник последовал за ним.

Нищий таращился на них, а затем завопил, всхлипывая:

– Меня! Заберите меня тоже!

И уже тише:

– Я же не переживу зиму.

***

– А это еще кто?

Комендант, худой, жилистый, со светлыми усами на раскрасневшемся лице, утирал пот. Он только что вернулся

от ворот, где наконец-то справились с этой проклятой подводой и сейчас хотел побыть в прохладе сторожки.

– Говорит, гневирец, - ответил толстяк.

Комендант оглядел путника, выдержал неприятный взгляд. Поморщился.

– Медальон есть?

Путник показал его.

Комендант выпил воды, выдохнул, уселся за стол.

– Что ж, полки господина Турмала помогли городу в трудные дни, и каждый кто служил в них получил право быть гражданином Киерлена. Щедрое предложение, я считаю.

– Конечно, щедрое, - подал голос путник, - ведь мы получили его вместо жалованья.

– Ну, так вот, - продолжил комендант, - если бы ты поселился в городе сразу после эльфийской войны, никаких вопросов бы не возникло. Но уже прошло десять лет, откуда мы можем знать, что ты - гневирец, а не мошенник, убивший владельца медальона.

– Я слышал, господин Гневир Турмал живет в Киерлене, я могу обратиться к нему, и он...

– Нууу, - перебил путника комендант, - прыткий какой. Господин Турмал - большой человек, поверенный чин самого сардана-императора. Можешь, конечно, составить ему бумагу, но ждать придется в городской тюрьме. А таких, как ты, там долго не держат, нет ответа за месяц - на галеры в Окицу или в каменоломни. А там уже возврата нет.

– Гнать его в шею, в Норы, - пробурчал толстяк.

– Да и господин Турмал уезжает в столицу, завтра уже, - вмешался старик, - кто еще может за тебя поручиться?

– Дамид Вигда, - ответил путник, - я помню, он сразу после Альвиона, в Киерлене поселился, оружейником хотел стать. Слышал, год назад, на Арсенале живет.

Комендант нахмурился, затем произнес:

– Не знаю такого.

Старик отрицательно покачал головой, толстяк остался безучастным.

– А..а как он выглядит?
– несмело подал голос юнец.

– Сейчас не знаю, а раньше - кудрявый, с горбатым носом.

– Кажется, господин комендант, я знаю этого Вигду, - робея произнёс молодой стражник.

– А где живет знаешь?

– Да, на Арсенале, возле колодца, где проулок тупиком заканчивается.

– Так это его дом, единственный дверью в тупик смотрит?
– спросил старик.

Ответить юнец не успел.

– Так!
– громко произнёс комендант.
– Вы, двое, марш к воротам, хватит здесь прохлаждаться.

При этом он указал на старика и толстого. Затем, повернувшись к юнцу, продолжил:

– А ты садись за стол, будешь писать бумагу на этого человека. А ты, как там тебя зовут?

– Этли.

– А ты, Этли, сядь на лавку и отвечай на вопросы Авина. Кстати, что у тебя в мешке?

Вместо ответа человек назвавшийся Этли бросил мешок к ногам коменданта. Тот взглянул на Авина, но юнец уже расстилал на столе

лист бумаги и очинивал перо. Комендант несколько раз наступил сапогом на мешок, трогать руками грязную мешковину не хотелось, и поддев ногой вернул его Этли.

– Имя?
– спросил Авин.

– Аскелан Этли.

Заскрипело перо.

– Место и год рождения, если знаешь?

– Не знаю.

Комендант усмехнулся.

– Род занятий?

– Богослов.

Комендант засмеялся:

– Шрам на лице, в философских спорах получил?

– Нет. На стене, через две башни отсюда.

– Чем это тебя так?
– уже без смеха спросил комендант.

– Не знаю, в темноте разве разберешь.

– Так "богослов" записывать?
– спросил Авин.

– Где учился?
– спросил комендант у Этли.

– В Славиосе, но не доучился.

– Пиши "философ".

Перо вновь заскрипело.

– А что дальше?
– вновь спросил юнец.

– Кем служил у Гневира?

– Алебардист, потом пикинер второй линии.

– Пиши "пикинер второй линии".

Скрип пера.

Подумав, комендант вымолвил:

– Вроде все. Дай чернилам высохнуть.

– Там надо дописать "свидетельствую" и двоеточие, а ниже "утверждаю" и тоже двоеточие, - сказал Этли.

Комендант кивнул Авину и обращаясь к путнику сказал:

– Вот, не пойму я тебя, Этли, человек ты грамотный, в драке тоже смыслишь, если не врешь. Чего ж ты за десять лет ни гроша не заработал, бродягой стал? Служил бы знатнику какому, хоть пером, хоть мечом, тебя бы в Киерлене как родного приняли. А так, бродяг пускать не велено. Своих босяков, на Нищем дворе, хватает. Да и на Языке тоже.

– Мир хотел посмотреть.

– Ну, как, насмотрелся?

– Насмотрелся.

– Высохли, господин комендант.

– Зови этих двух лоботрясов, пойдете к Вигде, а ты философ, молись, чтобы все прошло гладко. Иначе, в тюрьме ты и до галер недоживешь. Никому не позволю заслуги гневирцев присвоить. Мы бы одни, тогда, не выстояли против эльфов.

***

Этли шагал следом за толстяком. Старик шел позади, а мальчишка убежал вперед, разыскивать Дамида Вигду. Тот мог быть, как дома, так и в Арсенале – огромных мастерских, где ковались смертоносные изделия. Арсеналом, так же называли район оружейников в Киерлене. Жители города никогда не путались, о каком Арсенале идет речь, узнавая об этом то ли по интонации, то ли по манере произношения. Для слуха Этли - оба названия звучали одинаково.

Он помнил город совсем иным. Голодные, обозленные люди мрачно хоронили своих близких, не переживших ужасы осады. Две башни на западной стене рассыпались грудой камней. Пролом в стене и сгоревшие ворота наспех закрыты баррикадами из бревен, камней ми прочего мусора.

Когда они, гневирцы, уходили на запад, навстречу резне у Рога и неприступным бастионам Альвиона, их провожали мёртвые взгляды эльфов, повешенных на каждом зубце стены. Конечно, это были не настоящие эльфы, всего лишь альвы - послушные рабы своих бессмертных хозяев. Но людям было все-равно.