Киевские ведьмы. Выстрел в Опере
Шрифт:
— Логично, — Машин ответ прозвучал устало.
Хотя конспект Кылыны был пролистан ею больше чем наполовину, содержание оного так и осталось полнейшей загадкой.
На первой странице тетради стояло одно-единственное число — аккуратно зачеркнутое.
1230311284
Следующие страниц двадцать занимали непонятные и длиннохвостые формулы, столь заковыристые и бесконечные, что от обилия чисел, иксов, дробей и математических прогрессий, у студентки исторического факультета закружилась ее гуманитарная голова.
На двадцать первой странице
=
А на соседнем листе стояло еще одно число, трижды обведенное ручкой, так эмоционально и криво, точно, вычислив его, скрупулезная Кылына утратила от счастья контроль над собой.
= 201911
Двести одна тысяча девятьсот одиннадцать.
Маша расширила глаза. Потом сощурила.
Не помогло.
Под 201911 поместилось непонятное:
К+2 верт.
ААА не прольет. БД не пойдет. Вор не будет. Ц остается. (БМ очень тревожно?). Реф. 3, 10, 15 — дата сместиться.
Студентка пролистала еще пару страниц — они были схожими.
Страницы слева занимали подсчеты.
Страницы справа — слова и сокращения.
Сие сильно смахивало на словесную расшифровку левой — математической части.
Но расшифровать расшифровку так же не представлялось возможным.
Ковалева вернулась к началу:
К+2 верт.
ААА не прольет. БД не пойдет. Вор не будет…
«Кто не будет вором? Тот, кто получит двести тысяч?» — подумала она, и в недоумении закрыла тетрадь.
— А я вот тут думаю, не записаться ли мне в астрологическую школу Глобы, — оповестила ее Даша Чуб.
— Тебе? Киевице? — удивилась подруга. — Ты способна увидеть на небе такое, что Глобе и не снилось.
— Да, — согласилась та. — Но только на одну минуту. А сколько часов я должна тупо на небо пялится? Так, может, хоть астрологию изучу. Еще мне физиогномика нравится. Это читать характер человека по чертам лица. Ты вот видела морщину у Кати на лбу? Так это огромная редкость! Обычно у всех нормальных людей две продольные морщины, а у нее одна, точно посреди лба. Такая же была у Черчилля. Из этого можно увидеть, что она сильная натура, помешанная на власти.
— А разве это без морщины нельзя увидеть?
— На Кате? Можно.
«К+2».
«Катя плюс мы двое…» — предположила Маша.
«Вряд ли. Но, допустим. Тогда, что такое «верт»? Вертихвостка? Вертеп? Вертеть? Вертолет?
Вертолет мог бы подойти…»
Как раз неподалеку от них, на Ярославовом валу, во дворе дома №15 сын известного киевского психиатра — авиаконструктор Игорь Сикорский построил и опробовал в 1911 году первую в мире модель вертолета. Потом он переехал в Америку и сконструировал свой вертолет S-29A уже там.
В 1911 году.
201911
Кабы не прилепившаяся впереди двадцатка…
1911 год зашевелился в уме, и из него, как из скорлупы обещало вылупится нечто знакомое.
Но обещание свое не сдержало.
«При чем тут вертолет?»
— Даш, — отрывисто позвала студентка, — помнишь, ты говорила «В Киеве всегда летали».
— А то! — оживилась Чуб. — Я ж мечтала стать космонавтом! И мне предки книжку купили — с картинками, про воздухоплавание. Я ее
Вздохнув, Маша отложила конспект и, согласно сложившемуся ритуалу смены караула, задрала горло к небу.
Не отрывая глаз от серебряных звезд, она вслепую переместила себя на освобожденный матрас, пока Даша, придерживая напарницу за ягодицы, направляла их на середину ложа.
Небо должно было оставаться в поле их зрения каждую секунду! Поскольку, если на нем загорался «красный огонь», «завидеть» точное местонахождение оного, чтоб «полететь туда» было возможно лишь в самое первое мгновенье.
— Все. Ложись, — разрешила Даша.
Маша Ковалева легла.
От нечего делать, Земплепотрясная открыла тетрадь с «математикой».
— Фигня какая-то, — прокомментировала она минуту спустя. — Слушай, Маш, а ты ведь так и не сказала, чего у тебя такой паршивый настрой? Из-за суда? Да?
— Да, — согласилась Маша. Потом подумала и сказала правду: — Нет.
— Конечно, нет, — подтвердила Чуб. — Оно у тебя давно паршивое. С тех пор, как ты с Купальского шабаша слиняла. Я ведь знаю, куда ты помчалась.
— Знаешь, — не стала спорить та.
— Но я честно молчу.
От удивления Ковалева на миг оторвала взор от жизненно важного неба и взглянула на Дашу.
Даша, честно молчавшая почти трое суток, — была явлением невероятным!
— К своему художнику побежала в Х1Х век. К Врубелю. Верно?
— Верно.
— Ну и че, не сложилось? — соболезнующее, сказала подруга.
— Не сложилось.
— Я так и поняла, — удовлетворенно кивнула Чуб. — И у меня с Демоном не сложилось. В смысле с моим Демоном — с Яном. На шабаше все вроде было туда-сюда… Точно не помню, я пьяная была. А когда протрезвела, дошло: то был уже совсем другой Ян. Холодный какой-то. Странно. Я ж ему нравилась — точно!
— Не нравилась ты ему, — неожиданно жестко сказала Маша. — Ни ты, ни я, ни Катя. Поверь. Я с ним говорила.
— С моим Яном?!
— Нет. С моим Деном.
Тут автор, обязан кое-что объяснить.
С тем, кого Глава киевских ведьм Василиса Андреевна уважительно величала Хозяином, кого Книга Киевиц именовала «Стоящим по левую сторону руки» и кого Даша и Маша, по присущей людям привычке называли Демоном, — с Демьяном, Яном, Дементием Киевицким у без году неделя Киевиц сложились сложноподчиненные отношения.