Киммерийская крепость
Шрифт:
— Что сколько?
— Сколько денег, Нина Петровна. Если вас не затруднит.
— Ах, оставьте, — махнула рукой Макарова. — Квартирные за вас бухгалтерия перечислит, а за свет, керосин и уголь уговоримся как-нибудь.
— Э, нет, голубушка Нина Петровна, — покачал головой Гурьев. — Двести рублей в месяц вас устроит?
— Вы с ума сошли, — с дрожью в голосе сказала Макарова. — Вы что же, деньги печатаете?!
— Я довольно близко знаком кое с кем из Ротшильдов, — улыбнулся Гурьев. Был, подумал он. — Седьмая вода на киселе, но, тем не менее.
— Пятьдесят.
— Уй, — вытянул Гурьев
— Какой вы, — вздохнула Макарова. — Вы женаты?
— Нет. Симпосий устраивать на вашей территории, однако, не собираюсь, об этом не беспокойтесь. Но девушки у меня бывать станут, извините.
— Вот как? Во множественном числе?
— Ну, не знаю, — усмехнулся Гурьев. — Уж как прорежется.
— Экий вы фрукт, — покачала головой Макарова. — Ну, живите, там посмотрим. С деньгами. Пойдемте, покажу вам комнаты.
— Комнаты?!
— Две комнаты. За двести-то рублей!
— Вы меня просто в краску вгоняете. Чувствую себя лейб-гусаром и благодетелем.
— Насчёт благодетеля не знаю, — улыбнулась лукаво хозяйка, — а лейб-гусар вы совершенно точно вылитый. Усов вот только не хватает.
— Никогда, — проникновенно сказал Гурьев и прижал руку к груди.
Комнаты действительно были что надо. Осмотрев все прочие помещения в доме, Гурьев остался доволен. Настроение у него слегка поднялось.
— Хорошо, — совершенно искренне радуясь, вздохнул Гурьев. — Ну, в двух комнатах сразу мне пока делать нечего, так что будет у меня к вам, дражайшая Нина Петровна, сразу очень пикантная просьба.
Выслушав «историю с географией», хозяйка расстроилась и встревожилась не на шутку:
— Нужно в милицию заявить, и немедленно!
— Милиция очень любит факты, Нина Петровна. А фактов пока – ноль. Так что с милицией придётся подождать.
— Сейчас уже поздно, а завтра я вас к одному очень знающему человеку сосватаю. А почему вы Анне Ивановне ничего не хотите сказать?
— Что-то мне подсказывает – сердце товарища Завадской следует пожалеть. Интуиция-с.
— Опять вы правы, — кивнула Нина Петровна. — Конечно же, приводите. Побуду компаньонкой юной прелестной дебютантке, — хозяйка улыбнулась.
— Любовные романы бывают весьма занимательны, — улыбнулся в ответ Гурьев. — А иногда – и более того: полезны. Вещи я сейчас же принесу, те, что с собой. А потом мой багаж приедет. Так я за девочкой?
— Хорошо, Яков Кириллыч. Вот ключи. Да и я буду дома. До свидания.
Даша на объявленный план действий отреагировала бурно:
— Да вы что?! Никого я не боюсь! Это мой дом, и вообще – я не кукла!
— То, что ты никого не боишься, это замечательно, — проникновенно сказал Гурьев. — Да и дом твой никто пока у тебя не отбирает. Безусловно, ты не кукла, а очень хороший и чрезвычайно дорогой и ценный для меня человек, поэтому, ввиду угрожающей тебе опасности, масштабы которой мне не ясны, ты находишься под защитой бронепоезда «Крым» с гарнизоном в составе Шульгина Дениса Андреевича, Макаровой Нины Петровны и Гурьева Якова Кирилловича, он же – командир бронепоезда. Вопросы есть?
— Есть, —
— Ровно столько, сколько потребуется.
— А ты?
— Ты-ы-ы?!? — уставился на них Шульгин глазищами, похожими на головные прожекторы упомянутого бронепоезда. — Бл… Ой. Заходи, кума, любуйся…
— Денис, всё в порядке. Не надо пены. Я буду в соседней комнате, с мечом наизготовку, готовый в любую минуту ринуться на твою защиту.
— С мечо-о-о-ом?! — Теперь глаза горели не гневом – неудержимым любопытством. Теперь Дашу невозможно было бы затормозить даже бронепоездом на путях. Ай да Гурьев, погладил он себя мысленно по макушке, ай да молодец. Знаешь, как человечка зацепить. — С каким мечом?!
— Самым настоящим. С двойным мечом. У него – или у них? — до сих пор не могу определиться, как правильно – есть имя: Близнецы. Клинки из метеоритного железа, рукояти и ножны – из кости ископаемого звероящера.
Не говоря больше ни слова, Даша метнулась в угол и с грохотом потянула из-под кровати фибровый чемодан с кожаными уголками.
— Ик, — сказал Шульгин. — Ик. Бл… Бл… Бл… Ой.
— Что стоишь столбом?! — вызверился на него Гурьев. — Помоги!
У него так и свербило в одном месте – позвонить в Москву и распорядиться: не насчёт бронепоезда, — нет, слишком хило, — а, по крайней мере, насчёт бронекавалерийского полка. Это – как минимум. А лучше – двух. Спасла только привычка к экономии сущностей.
Сталиноморск. 29 августа 1940
Встав в пять, Гурьев убедился, что дебютантка с компаньонкой мирно спят. Вчерашний ужин, с демонстрацией шедевров кузнечного искусства и резьбы по кости, затянувшийся чуть не до полуночи, основательно укатал обеих. Сделав гимнастику и дождавшись заспанного Шульгина, он выдал порцию инструкций и отправился на осмотр крепости, взяв с собой бинокль, очень мощный, бивший таким снопом голубовато-белого света – ослепнуть можно – фонарь, карту, план, фотокамеру, — и, конечно же, Близнецов. Подъём на вершину занял у него добрых полчаса, хотя и двигался он совершенно не с туристической скоростью. Оказавшись на месте, он принялся за дело.
Крепость показалось ему большой. Или, точнее, просторной. Стены и башни – как продолжение скал, на которых они были выстроены, — и странная, развернутая в открытое море фортификация. Нет, наверное, рисунок береговой линии в период постройки всё-таки существенно отличался от нынешнего, подумал Гурьев. А места тут и вправду навалом. Для всего. Так и назовём местечко – «Старая Крепость», решил он. Очень романтично. Соколиное гнездо. Он вышел на оконечность далеко выступающего над водой мыса, похожего на нос огромного корабля, и долго стоял, подставив лицо чувствительному морскому ветру и разглядывая округу в бинокль. А может, это нарочно так и было задумано, промелькнула у Гурьева крамольная мысль. Весь полуостров – как корабль, а тут – капитанский мостик. С мифологией у пращуров было всё в полном ажуре. Могло, могло ведь и так оказаться.