Киммерийская крепость

Давыдов Вадим

– Дядя Арон, я понял. За заботу твою спасибо сердечное. Но девочку я в обиду не дам – ни Ферзю, ни кому другому. Уж извини. Если можешь – помоги. Нет – не обижусь. – И добавил, словно невзначай: – У тебя у самого три невесты рядком.

Хозяин крякнул:

– Ох, силён, Янкеле. Кто ж ты таков, чтоб с Ферзём тягаться?!

– Я не ряжусь с ним тягаться, дядя Арон. Мне потолковать с ним требуется, а там увидим, что прорежется.

– Что тебе до этой девки за дело?!

– Это мой ребёнок, дядя Арон. Я за неё отвечаю.

– У

неё отец есть. Пускай он думает.

– Её отец службу несёт, дядя Арон. Есть такая профессия, называется – Родину защищать. Он по полгода в море, а за девочкой присмотреть некому по-настоящему. Матери она и не видела даже, а мачеху в дом привести… Такой человек. Что они с Ферзём там не поделили – действительно не моё дело. А девочка – моё.

– Ну, гляди, – вздохнул дядька. – Свести я вас сведу, но за тебя не подпишусь. Как и за моряка твоего. У меня своих, за кого подписаться – полный дом. Сам видел.

– В этом нужды не имеется, дядя Арон. Спасибо.

– После благодарить будешь, – проскрипел дядька, – если жив останешься. Откуда ты? С Украины? С Подольщины?

– Дед мой из Слонима родом, дядя Арон. А я в Петербурге родился. И где только не жил, – Гурьев усмехнулся.

– Оно и видно, – посмотрел на раввина хозяин. – Вы простите, ребе, я вам даже стакан чаю не предложил.

– Ничего, реб Арон, – раввин покачал головой. – Даст Бог, напьёмся мы ещё с тобой чаю.

– Я пришлю Дину, когда всё улажу, ребе. Тянуть не буду, не волнуйтесь.

– Спасибо тебе, реб Арон. Нам пора, – раввин поднялся, следом поднялся и Гурьев.

– Что за отношения у тебя с этой девочкой, реб Янкель? – с беспокойством спросил раввин, когда они вышли за ворота. – Сколько ей лет?

– Нет, ребе, – вздохнул Гурьев, – это другое. Правда. Я мало чего боюсь, и ещё меньше вещей на свете, которых я мог бы стесняться. Тот мужчина, которого она полюбит, будет счастлив до последнего своего дня на земле. Солдат в её руках станет маршалом, а паж – королём. Просто она ещё девочка, и я должен её защитить. Вот и всё.

– Но тебе хочется её защищать.

– Я всегда хочу то, что должен, ребе, – спокойно улыбнулся Гурьев. – И могу, как правило. Хотеть и мочь то, что должен – разве бывает что-нибудь лучше этого, не в этом ли счастье, реб Ицхок?

Сталиноморск. 6 сентября 1940

Утром к Гурьеву на урок просунулась озабоченная физиономия Шульгина. Гурьев извинился перед детьми, вышел в коридор:

– Что, боцман? Новости котелок распирают? Ты посвисти, сбрось давление, – он улыбнулся.

– Язва ты, командир, – Шульгин сделал вид, что обиделся.

– Говори, – кивнул Гурьев.

– Покалякал я кое с кем.

– Вижу, – Гурьев укоризненно покачал головой. – Рожа опухла, как будто ты неделю не просыхал. Будешь так надираться, спишу вчистую на берег.

– Кириллыч! Я ж для дела!

– Ясно. Давай на перемене, я

к тебе загляну.

– Это не шутки, – нахмурился Денис.

– Я знаю, – Гурьев посмотрел на часы. – Восемнадцать минут не сделают погоды.

– Хрен с тобой, железный Феликс, – проворчал Шульгин и поплёлся в спортзал, загребая ступнями.

Вот чёрт косолапый, с нежностью подумал Гурьев. Сделаю я из тебя борца и деятеля, сделаю, уж не обессудь, дорогой.

На перемене он, как и обещал, объявился у Шульгинской каморочки на пороге:

– Выкладывай ориентировку, боцман.

– Что это за агрегаты тут поставили? Твои?

– После, Денис. Давай по делу.

– В общем, так. Есть тут такой тип, Ферзём кличут, – Шульгин помял рукой подбородок, посопел. – Я его не знаю, но слышал про него много. И ничего хорошего. Он местными контрабандистами заправляет. По всему берегу, почитай.

– Дальше, – кивнул Гурьев.

– Чердынцев несколько раз его шаланды тряс и пограничникам передавал. Получал за это тумаков от начальства, что не своим делом занят. Ты командир рабоче-крестьянского красного флота, а не милиция, ну, всё такое… А последний раз эти су… бл… в общем, из ракетницы в него пальнули, прямо по мостику.

– Ничего себе, – изумился Гурьев. – Что тут у вас за дела творятся?!

– Вот и я говорю. Ну, мужик озверел, понятное дело, и врезал им из ДК [81] чуть пониже ватерлинии. А там товару весёлого всякого было на немеряные тыщи.

81

ДК – пулемёт (Дегтярёва крупнокалиберный)

– Значет, Чердынцев у нас – вольный охотник?

– Да какой там, – отмахнулся Денис. – Повольничаешь тут. Просто это Мишка, понимаешь? Едет в штаб, к комфлота, мне надо боевую подготовку на уровне держать, прошу разрешить учебные тревоги, то, это. А новый комфлота с ним прошёлся по волне, так, вроде, ничего он мужик. Вот.

– Кто – ничего мужик? – Гурьев удивился на этот раз совершенно искренне. – Октябрьский?!

– Ну. Он хоть море нюхал.

– Не знаю. Я с ним не знаком лично, это правда. Я знаю только, что он всё больше по партийной линии. А ты говоришь, не ладит Чердынцев с начальством.

– Я тебе говорю – неплохой мужик Октябрьский. Конечно, присматриваются к нему, он на флоте человек новый. Это ж ясно.

– Ну, неплохой – и на том спасибо. Отчаянный и «Неистовый». Ничего себе парочка.

– Да уж, не соскучишься! В общем, Ферзь Чердынцева приморить решил малость.

– Но не вышло.

– Ха, – довольно осклабился Денис. – Мишка – это тебе не фунт изюму! Не такой, конечно, здоровый, как ты, но если промеж глаз засветит – заходи, кума, любуйся! Опять же, при кортике и револьверте! Попробуй с ним, повоюй!